Дверь дома номер 17 была закрыта и заперта на замок. За ней было темно. Мальчики поискали ключ, но на обычном месте над дверью его не оказалось.
— Они, должно быть, ушли куда-нибудь, — сказал Джим вслух и подумал, что, наверное, отец и та женщина, которая называет себя их матерью, опять придут домой вдребезги пьяными. — Может быть, они оставили ключ у миссис Харрис?
Миссис Харрис, которая жила рядом, слышала, как они стучали. Когда Джим заговорил, она чуть-чуть приоткрыла дверь и приложила глаз к щелке, желая убедиться, что это стучат не полицейские и не сборщики налогов.
Это была высокая женщина с громким приветливым голосом, который был под стать ее добродушному виду. Узнав мальчиков, она широко распахнула дверь.
— Эй, Джимми, что вы тут делаете? — спросила она.
— Где отец и мать, миссис Харрис? Они что — ушли?
Лицо женщины стало растерянным и озабоченным.
— Да ведь они уехали, — сказала она медленно, — сегодня днем. Разве вы не знаете?
Старший мальчик покачал головой.
— Они нам ничего не сказали. Куда они уехали, миссис Харрис?
— Ей-богу, не знаю! Я так и думала, что дело нечисто. И ничего вам не сказав, бедные ребята! Подлость какая! Эй, миссис Джордж, — крикнула она проходившей мимо соседке. — Тут вот эти Адамсы сбежали и бросили своих ребят. Не знаете, куда они отправились?
Стали собираться сочувствующие. Улица Роз привыкла к тому, что жильцы исчезали накануне платежного дня, но родители, бросающие своих детей на произвол судьбы, были в новинку даже для улицы Роз.
— Они, должно быть, забыли предупредить вас, Джимми. В этом все дело. Не могли же они просто так вас бросить.
— Нет, они знали, что делали, — сказал Джимми сурово и сдержанно. — Мы им просто надоели, вот и все. Они говорили, что мы им надоели.
— Ну, — промолвила с негодованием одна из соседок. — хуже такой мерзости не придумаешь — улизнуть и бросить двух несчастных ребяток без всякой помощи! Даже волк такого не сделает.
— Что же им теперь делать?
— Эти гадины небось рассчитывали, что ребят заберет «Охрана детей», если они пойдут в полицию.
— В полицию! — угрюмо проворчал сосед. — Не нужна им ни полиция, ни «Охрана детей». Уж лучше им, беднягам, помереть, чем попасть в приют.
— Джимми, — младший мальчик громко всхлипывал, — ты не позволишь им отправить нас в приют — да, Джим? Джимми, ты меня не бросишь?
Он вцепился в рукав брата с умоляющим видом, так хорошо знакомым Джиму. Тедди всегда искал защиты у старшего брата. Когда отец бывал пьян и замахивался на Тедди, удар обычно принимал Джим. Если мачеха давала им ломтик хлеба с вареньем, Джим всегда делил его так, что Тедди доставался кусок побольше.
— Ни в какой приют ты не пойдешь, — обещал он. — Я позабочусь о тебе, малыш. Вот увидишь.
— Ладно, идите ко мне, — предложила миссис Харрис. — Нечего тут мокнуть под дождем. У меня балкон пустует. Можете там ночевать. Хоть ваши отец с матерью и сбежали от вас, но я вас не брошу.
— Это верно, — откликнулись обитатели улицы Роз. — Мы никто вас не бросим.
И дружеские руки потянулись к ним, чтобы похлопать их по плечам, грубые голоса шептали слова утешения.
Маленький балкончик трехкомнатного дома миссис Харрис был защищен от взоров прохожих полосой мешковины, прикрепленной к решетке. Это была «настоящая квартира», как с гордостью заявила миссис Харрис, со специальной посудой, с газовой горелкой и двуспальной кроватью с латунной спинкой и рваным пологом.
— Если вы позволите нам остаться у вас, миссис Харрис, я буду платить вам за комнату, как только получу работу, — горячо пообещал Джим.
Он сдержал слово. Он поступил на штамповочный завод Торренса и стал зарабатывать шестнадцать шиллингов шесть пенсов в неделю, штампуя крышки канистр и собирая распылители.
Тедди ходил в школу и стряпал. Они платили миссис Харрис три шиллинга в неделю и сами покупали себе еду. Улица была добра к ним, помогала им продовольствием и одеждой. По воскресеньям они отправлялись гулять, купались на пляже Бонди, ездили зайцами в трамвае, потому что им было нечем платить за проезд.
Их родители исчезли бесследно. И с твердой решимостью Джим выполнял свое обещание заботиться о Тедди.
Такая странная жизнь продолжалась два года, и братья были счастливы. Через два года Джиму исполнилось семнадцать. Это означало, что теперь он должен был получать двадцать четыре шиллинга три пенса вместо шестнадцати шиллингов и шести пенсов. Поэтому Джиму объявили, что штамповочный завод Торренса больше не нуждается в его услугах. Джим пытался шутить, чтобы не испугать Тедди. Усевшись под фонарем на краю тротуара, он потешно изображал, как десятник Краучер объявлял ему об увольнении.