Шесть семейств решили «складываться» по шиллингу, в неделю, чтобы поддержать братьев, пока Джим не устроится на работу, И в течение многих недель улица Роз помогала им, как верный друг.
Но Джим напрасно, не жалея ног, бродил в поисках работы: он был слишком взрослым. Никто не хотел принимать мальчика семнадцати лет, когда четырнадцатилетний обходился намного дешевле.
Однажды душной ночью, когда их компания, как всегда, собралась под фонарем на углу улицы Роз, один из парней заметил, что «поделом было бы старому Торренсу», если бы кто-нибудь ограбил штамповочный завод. По их мнению, «Джимми имел полное право забрать оттуда все, что сможет».
Джиму эта мысль не особенно понравилась; но остальные решили идти с ним и помочь ему, и он не мог отказаться.
Они двинулись сплоченным отрядом на штамповочный завод, словно оборванные бунтари, штурмующие крепость тирана.
В этом предприятии участвовало восемь юношей. Трое из них были схвачены, и среди них оказался Джим. Возможно, сказалось его неумение, — остальные его приятели были гораздо опытнее в таких делах.
Он дрался, как тигр, когда полиция уводила его, и был отправлен в исправительное заведение на неопределенный срок. Страшно беспокоясь о Тедди, он все же ни словом не обмолвился о существовании младшего брата.
На улице было много малышей, и полиция не подозревала о том, что один из них находился на попечении Джима. В течение долгих недель, проведенных в исправительном доме, Джим ежеминутно представлял себе, как Тедди, одинокий и бездомный, бродит по улицам, и чуть с ума не сошел от тоски и тревоги. Но ни разу ему не пришло в голову заговорить о Тедди. Для обитателей улицы Роз и полиция, и ведомство по охране детей, и все другие учреждения, поддерживающие порядок и законность, были врагами.
Если бы он только знал, сколько времени его будут держать в исправительном доме, он не мучился бы так; но этот «неопределенный срок» его беспокоил. Ему объяснили, что все зависит от его поведения; и он был склонен теперь признать, что налет на штамповочный завод был поступком нелепым, пожалуй даже скверным, если хотите.
Только бы знать, как долго будут его держать здесь взаперти!
Он не смог этого вынести. Он бежал. Полиция нашла его и водворила обратно.
Он снова бежал и направился прямо на улицу Роз.
Он постоянно делал безумные попытки удрать, и его всегда находили на улице Роз.
Надзиратель исправительного дома, человек добрый, пытался его уговорить.
— Ты причиняешь себе только вред, Джим, — убеждал он. — Тебя же все равно изловят рано или поздно, так почему же ты пробуешь бежать?
Джим жестко сжал губы. Он ничего не ответил.
Надзиратель вздохнул: он знал, что это значит. Он часто видел, как другие мальчики вот так сжимали губы.
«Будущий преступник», — решил он про себя.
Следующий побег Джим совершил в обществе приятеля, имевшего обыкновение кататься на чужих автомобилях. На суде он доказывал, что собирался воспользоваться этой машиной только для побега, а потом оставить ее где-нибудь на дороге милях в двадцати от города, и владелец получил бы ее обратно.
Джиму должно было скоро исполниться восемнадцать, поэтому его отправили вместе с его приятелем не назад в исправительный дом, а в тюрьму Лонг Бей, как настоящего преступника, и когда он вышел из нее несколько месяцев спустя, его рот был сжат еще жестче, если только это было возможно.
В продолжение всех тоскливых дней и ночей в исправительном доме и в тюрьме он не переставая думал о Тедди.
Он никогда не забывал, что на нем лежит ответственность за Тедди. Миссис Харрис присмотрит за ним, но все-таки ей надо как-то заплатить за это.
Тедди должен получить хорошее образование. Он не собьется с пути, у него будет возможностей больше, чем у брата. Джим позаботится об этом.
Но после тюрьмы ему будет трудно устроиться на работу. Кроме того, он слишком взрослый. Ему восемнадцать. Но найдет ли он работу, не придется ли ему добывать деньги преступлениями? Джим был готов на все. И он позаботится, чтобы Тедди не оставался в грязи на всю жизнь.
— Мир, — рассуждал Джим в трамвае, обращаясь к полдюжине таких же, как и он, тюремных птичек, которые вместе с ним вышли из Лонг Бей, — мир многое должен мне, я заплатил за все авансом.
Остальные отверженные от души поддержали его.