— Заткнись, — сказал он ей любовно. — Если не перестанешь меня пилить, я уеду обратно в Берсталь.
Она засмеялась, и они отправились вместе осматривать мотоцикл. У Ларри забилось сердце при виде машины, которая даже в этом темном, пыльном сарае блестела, словно серебряная. Ему вспомнились прогулки с Корой, жаркие летние дни у реки или на морском берегу, ночные поездки, когда он один несся по шоссе мимо убегающих назад изгородей, разрывая темноту светом фар. Он завел мотор и, когда вошел Сэм, уже сидел в седле, счастливый, как ребенок.
— Садись, — весело скомандовал Ларри, и они умчались, а мать, стоя в дверях, бормотала им вслед:
— Вот дурачье, молокососы.
Не успели они побыть на поле несколько минут, как Ларри подумал то же самое. Он так мечтал быть вдвоем с Сэмом, так много нужно было рассказать ему о том, что он видел и пережил «там», — так много, что никому, кроме него, не расскажешь. Весь этот год, когда что-нибудь случалось, он думал: «Не забыть рассказать Сэму». У него было такое чувство, будто он отбывает срок за двоих, — ведь Сэм был замешан в этом не меньше его. Ему хотелось сказать: «Слушай, Сэм, мне нелегко пришлось и кое-что я понял. Мы просто баловались, как мальчишки, которые воруют яблоки в чужом саду. Но это совсем не то, — во всяком случае, обернулось оно по-другому. Рано или поздно становишься взрослым, вот в чем дело. Пройдешь через то, через что мне пришлось пройти, и тогда начинаешь понимать. Видишь, кто тебе друг, а кто враг; и на поверку выходит, что друзей-то у тебя и нет. Это нужно испытать самому. Я через это прошел и знаю». Он хотел рассказать Сэму, что там с ним делали, и о парнях, которых он там встретил. «Слушай, Сэм, — хотел он сказать, — я теперь кое-что знаю. Я побывал в хорошей переделке, не хуже, чем на войне».
Но где там! Сэму было не до него. Он из кожи лез вон, развлекая приятелей. Может, хотел помочь ему на первых порах, а может, он просто набитый дурак. Ясно было одно — Сэм не хотел говорить с ним, не интересовался его рассказами. Ведь Сэм должен был сам пройти через все это, ведь по справедливости он тоже должен был сидеть, — а вид у него такой, словно он воды не замутит. «Если он еще раз скажет насчет путешествия по Европе, я дам ему в зубы», — подумал Ларри.
Сэм снова повторил свою остроту, и Ларри в бешенстве стал озираться, куда бы удрать. Но парни уже окружили его, жали ему руку, хлопали по плечу, как будто он был героем. Он уже сам шутил о путешествии по Европе. «Как бы не так! — подумал он. — В аду я был, вот где».
Сэм с его свисающими на лоб волосами, пронзительным бабьим смехом и ухмылкой во весь рот был еще хуже остальных дураков. Ларри вдруг захотелось рассказать им про Сэма. «Я из тех, кому не повезло — вот и попался, — сказал бы он, — только если бы некоторые из тех, кто сейчас скалит дурацкие зубы, получили что положено, они бы живо разучились гоготать».
Целый час, пока команда тренировалась, Ларри уныло слонялся возле поля в обществе Боба Вильямса. Правда, Боб все же не был таким, как остальные. Ларри казалось, что Боб относится к нему по-дружески. После их утренней встречи он чувствовал себя с ним более свободно, чем с другими. Боб просто рассказывал ему, что в прошлом сезоне команде было без него тяжело и что все очень рады его возвращению.
— А там тебе приходилось играть? — спросил он.
Господи! Что за идиот! Но с ним хоть можно было разговаривать. К концу игры Ларри уже чувствовал себя совершенно спокойным, как будто он был гостем, которого футболисты пригласили посмотреть игру. И как гость, обязанный поддерживать компанию, он отправился с ними в бар с твердым намерением выпить с Сэмом, угостить всех и уйти. Но потом чувство отчужденности прошло. Он вспомнил, что всегда был первым заводилой и коноводом среди ребят, которого уважали и слегка побаивались. Он выпил залпом несколько рюмок.
— Я мог сбежать, — похвастался он, — мы уже все подготовили, но кто-то слягавил. Мы знаем, кто это сделал; ребята еще доберутся до него. Они сведут с ним счеты.
— С ними, видно, лучше не связываться, а, Ларри?
— Вот именно. Любого с потрохами съедят. А ну, покажите, как вы рады, что я вернулся, — продолжал он. — Пусть каждый пожмет мне руку. Ставлю выпивку. Три виски каждому, кто пожмет мне руку, а кто откажется — изобью. Идет?
— Идет, Ларри, — зашумели они, окружая его.
Он пожал руку всей компании, потом бармену, потом каким-то незнакомым людям, которые рады были бы отказаться, но боялись, что он полезет в драку. Ребятам стало как-то не по себе. Это был прежний Ларри, безрассудный и дерзкий, как всегда, но все же что-то было не так. В том, что он швырял деньгами, угощал направо и налево, не было ничего необычного, но они знали, что это ему не по карману, и не хотели разговоров о том, как он, не успев приехать, попал из-за них в беду в первый же день.