— Ну вот. Лекс, — сказал он. — Вот и кроншнепы.
— Ох, если бы у меня было с собой ружье. Вдруг они пролетят над нами! — заволновался мальчик. — Сходить мне за ним, а, папа?
Он возбужденно и нетерпеливо смотрел на отца сквозь очки в роговой оправе.
— Ничего не выйдет, Лекс. Кроншнепы видят нас и не подлетят близко…
— А как же завтра? Нам придется прятаться?
— Ольсен говорит, что мы выкопаем траншею на отмели, — ответил мистер Бишоп. — Это что-то совсем новое. — В его голосе была ирония, он хотел сказать, что в погоне за новыми впечатлениями есть что-то детское и пошлое.
Лицо мальчика исказилось — он набирался мужества, чтобы высказать вслух давно мучившую его мысль. Он даже начал заикаться:
— Мма-ма говорит, что убивать их жестоко.
Мистер Бишоп поморщился, а затем лицо его стало еще более суровым, еще более неподвижным.
— Нечего разводить нюни. Лекс, — упрекнул он сына. — Я же объяснил тебе, когда дарил ружье: им надо пользоваться только для добывания пищи. Кроншнепы пойдут на жаркое. Во всяком случае, когда живешь в Риме, нельзя не поступать как римляне…
«Одни только проповеди, с тех пор как папа решил купить мне это ружье, — горько подумал Лекс. — Не целься в людей (словно я сам этого не знаю), не перелезай с ним через заборы, не стреляй певчих птиц, не хвастай подарком перед мальчиками, потому что по закону тебе еще рано Владеть ружьем. Не делай того, не делай этого!»
Он с обиженным видом стал смотреть на море.
«Действительно, как-то совестно охотиться на кроншнепов, — подумал мистер Бишоп. — Такие изумительные путешествия! Вылетают из Сибири, пересекают весь океан, а потом, когда они откормятся у берегов Новой Зеландии, начинается их массовое истребление! Охота с автомобилей на побережье! — Ему захотелось, чтобы завтрашняя экспедиция окончилась неудачей. — Но с другой стороны, жизнь жестока, — утешал он себя. — Человек — хищное животное. — И, представив себе утреннюю зарю и четкий звук выстрелов, он ощутил радость. — Ничего, Лекс тоже приободрится, когда наступит час охоты».
Мистер Бишоп разжег свою огромную трубку, словно совершая аутодафе. Чувствуя, как натягивается леска, когда передвигалось грузило или медленно прокатывалась зеленая волна, он был счастлив. Он смотрел на игру волн и белоснежные дворцы в вышине, с восхищением глядел на мелкие ракушки, которые, как семечки В подсолнечнике, теснились на скале у его ног, и на раковины побольше, лежавшие у самой воды. Водоросли, казавшиеся красноватыми в зеленой воде, изящно колыхались, подчиняясь вечному танцу океана.
Мистер Бишоп повернулся к сыну, чтобы поделиться с ним своими грезами. Мальчику при каждом ударе грузила все время казалось, что у него клюет; он снова вытащил удочку, чтобы сменить наживку, и запутал леску. Теперь он дергал ее в полном отчаянии, боясь позвать на помощь. Мистер Бишоп собрался было прийти на выручку сыну, но в этот момент почувствовал, как сильно дернулась его собственная удочка. Он вскочил, уперся ногами потверже и стал методически подтягивать лесу, подсекая, когда рыба начинала биться слишком сильно. Под водой чешуя окуня мерцала бледным золотом, а когда Бишоп вытащил рыбу на скалу, она засверкала бронзой, розовыми переливами и серебром.
— Ох, и красотка же! — воскликнул у него за спиной Ольсен. — Вам повезло, мистер Бишоп.
— Да, Ольсен, — согласился Бишоп, умеряя свой восторг. — Неплохая рыбка! Первая за всю ловлю. — «Сегодня никому еще не удалось поймать окуня», — подумал он, торжествуя, и добавил вслух: — Ну а как насчет кроншнепов, а? Постреляем завтра?
— Ладно, — не глядя, буркнул Ольсен, снимая окуня с крючка под внимательным взглядом мальчика, — я пришел договориться с вами, мистер Бишоп. Мы отплываем пораньше, если вам это по душе.
Он швырнул рыбу в лужу на выступе, так что взлетели брызги.
— Прекрасно, — весело сказал Бишоп. — Вы только назначьте час, а мы будем готовы. Лекс тоже пойдет. Ведь у него новое ружье.
— Так у тебя есть новое ружье? — спросил Ольсен мальчика. — Леску запутал? Ну, это мы сейчас наладим…
Пальцы огромного человека ловко засновали среди спутанных петель. Он охотно помогал мальчику, потому что жалел его, такого застенчивого и беспомощного. Он был привязан к мистеру Бишопу, уважал его как джентльмена и культурного человека. Швед по рождению, с крупным обветренным, загорелым лицом, Ольсен провел свою жизнь на кораблях и в море. Какая-то тайна, которую он сам теперь вряд ли помнил, существовала в его прошлом: то ли пьяная драка, то ли женщина, то ли крушение, произошедшее по его вине. Он был просто Ольсен-лодочник. Признанный знаток приливов и отливов, погоды, рыб и птиц, капризов лодочного мотора и глупых прихотей туристов, он вел идиллическое существование на лоне природы, нанимался возить приезжих, сдавал внаем свой катерок, ловил рыбу на продажу и служил почтальоном для поселенцев, живших на дальнем конце бухты. Подобно медленно приливающей волне, наползающей на илистый берег и скользящей между зеленоватых свай пристани, Ольсен никуда не спешил и всегда был чем-то занят. Его упорное желание быть полезным во время рыбной ловли несколько обременяло мистера Бишопа, но он не протестовал, потому что благодаря этому он чувствовал себя чем-то вроде феодального сеньора.