В связи с появлением этого судна туземцы вспомнили, что давным-давно к этому же месту пристал другой корабль, пятеро людей свели на берег двоих своих товарищей, привязали к деревьям и расстреляли: их тела так и остались висеть на веревках.
Прошло немного времени, и я набрел на большую лодку, выброшенную волнами на берег. Рядом, полузасыпанные песком, валялись восемь больших весел, какие бывают на китобойных судах. К самодельной мачте вместо парусов были привязаны три одеяла — одним словом, все говорило о кораблекрушении. Одеяла я постирал и высушил. Только управился, гляжу — вдалеке огонек: костер горит. Пошел туда, там австралийцы жарили рыбу. Увидев одеяла, они запрыгали от радости. Чтобы никого не обидеть, я разрезал одеяла на куски и роздал их по справедливости.
После этого мы пошли к лодке. Тут мои друзья рассказали, что встретили в лесу и приютили двух белых людей, перемерзших, измученных, голодных. Они все показывали в сторону, где была их лодка, по-видимому, хотели объяснить, что произошло несчастье, хотя сам их вид яснее всяких слов говорил о том, что они попали в переделку.
Туземцы приняли их тепло, кормили рыбой и мясом кенгуру. Не прошло и недели, как силы незнакомцев восстановились. Им пытались разъяснить при помощи жестов, что с племенем живет белый человек (имея в виду меня), но бедняги так ничего и не поняли и пошли по направлению к равнинам Яванг.
Я не сомневаюсь, что эти двое были в той лодке, которую выбросило на берег. Спустя какое-то время прошел слух, что белых, которых так хорошо приняли мои друзья, убили при переправе через реку Ярра люди племени варвару. Я до того расстроился, что прямо места себе на находил: ведь, появись я вовремя, они, конечно, были бы целы и невредимы. Все это заставило меня серьезно призадуматься, и я еще раз горячо поблагодарил творца за то, что он помог мне избежать всех опасностей.
Через несколько месяцев я нашел на берегу моря большую бочку, наполовину засыпанную песком. Ясное дело, она с погибшего корабля, и волны вынесли ее на берег. Я попробовал сдвинуть бочку с места — куда там! Силенок маловато! Тогда я раскопал вокруг нее песок; обнажились железные обручи, которыми бочка была скреплена. Железо — большая ценность для туземцев. Пробку я проткнул внутрь, чтобы добраться до содержимого, но, попробовав, никак не мог понять, что это за жидкость: то ли вино, то ли пиво, во всяком случае не водка.
Я столько лет пил одну воду, что от запаха и вкуса напитка меня замутило. А что, если туземцам он понравится? Они и трезвые-то хороши, а уж пьяные… И я накренил бочку, чтобы драгоценная влага вылилась на землю.
Железные обручи я снял, разломал на куски и одарил потом ими тех туземцев, которые особенно хорошо относились ко мне. Ну, теперь они уже и вовсе готовы были идти за меня и в огонь, и в воду. Вообще, последнее время мне начало казаться, что под моим влиянием туземцы стали мягче, культурнее… А может, я просто привык к ним.
Вскоре туземцы потянулись с побережья на другие стойбища, со мной остался только один старик со своей женой и детьми. Вместе с ними я пошел на озеро Еррингот — одно из цепи озер под таким же названием, — в котором берет начало река Барвон. В этом озере туземцы часто видели буньипа, диковинное животное, о котором я уже рассказывал. Одно упоминание о нем приводило их в ужас. Еще бы! Ведь, по их поверьям, буньип наделен сверхъестественной властью над людьми и может навлечь на них болезни и смерть. Это благодаря его колдовским чарам в некоторых лагунах полно угрей, которыми он питается. Туземцы избегали тех мест, где видели буньипа. Однажды буньип похитил женщину — так во всяком случае уверяли туземцы. Случилось это, по их рассказам, следующим образом.
Одна семья ловила угрей. Их было так много, что пока муж относил одну корзину с уловом в хижину, жена успевала наполнить рыбой другую. Супруги никак не могли взять в толк, откуда такая удача, прямо чудо, а на самом деле это были козни буньипа: он хотел завлечь женщину, чтобы в отсутствие мужа схватить ее. И в самом деле: когда муж вернулся за очередной корзиной, жены и след простыл. Больше ее никто никогда не видел.
Туземцы так боятся чудовища, что, завидев его, в ужасе бросаются ничком на землю, издавая невнятные звуки, или кидаются прочь со всех ног, словно за ними гонятся хищные звери.
Я не раз пытался метнуть в буньипа копье, но только когда был уверен, что поблизости нет свидетелей; туземцы бы мне этого не простили. Я ни разу не попал в цель, и, наверно, это к лучшему: если бы мне удалось хотя бы ранить буньипа, туземцы, по всей вероятности, прикончили бы меня в угоду своему «чудотворцу».