1940-е годы были самыми тяжелыми в австралийской истории. Долгая война с Японией доказала, насколько уязвимой была страна для внешней угрозы. Война также потрясла австралийское общество изнутри: немало женщин служили в вооруженных силах, работали на фабриках и заводах или в учреждениях, выполняя традиционно мужские обязанности, и после войны они не захотели вновь жить в условиях социального неравноправия полов. Да и демобилизованные солдаты тоже не желали возврата к старым порядкам. Спустя год после окончания войны австралийцы вновь проголосовали за реформы лейбористского правительства Бена Чифли, который выдвинул расширенную программу социального обеспечения. Вскоре после победы на выборах Чифли выступил инициатором создания государственной авиакомпании, обнародовал широкомасштабную программу государственного жилищного строительства и образования (в Канберре был открыт Национальный Австралийский университет) и ряд крупных проектов общественных работ вроде проекта строительства гидроэлектростанций в Снежных горах, которые должны были обеспечить электроэнергией всю юго-восточную часть континента.
Коренные перемены произошли и в области иммиграции. Японское вторжение убедило австралийцев в необходимости быстрейшего роста населения страны. Министр иммиграции в лейбористском правительстве Артур Колуэлл стал автором одной из крупнейших иммиграционных программ в нашем веке. 50 % иммигрантов, получавших государственную поддержку, должны были иметь британское гражданство, зато остальные 50 % могли прибывать из любой страны — при условии, что они белые. Между 1945 и 1965 гг. в Австралию въехали более 2 млн. переселенцев. Население подскочило с 7 до 11 млн. чел.
Государство по-прежнему проводило политику «белой Австралии», и Колуэлл сам был откровенным расистом. Когда у него спросили, допустит ли он иммиграцию азиатов, он ответил печально известной грубой остротой: «Одного слепого белого я не променяю даже на двух косоглазых». Однако впоследствии расистская иммиграционная политика смягчалась, а в 1973 г. была формально отменена. Отказ от варварских взглядов был столь стремительным, что в настоящее время выходцы из Азии составляют уже треть всех иммигрантов. (см. также главу «Поликультурное общество»).
Эта полиэтническая иммиграция имела весьма далеко идущие последствия. В 1945 г. Австралия оставалась в общем конформистским обществом с англо-саксонским населением, 98 % которого имели британские корни. И вдруг их захлестнули толпы итальянцев, греков, немцев, голландцев и югославов, едва способных связать два слова по-английски — они создавали свои общины, открывали магазины и газеты. пополняли армию рабочей силы, приходили в школы и скоро потрясли до основания стерильное благополучие жизни австралийского обывателя. И все это, как ни странно, произошло почти бесконфликтно, хотя, конечно, «новым австралийцам» пришлось преодолеть немалые трудности. Именно они обеспечили интенсивный экономический рост страны в 1950-60 — гг., составив костяк рабочей силы в сталелитейной и горнодобывающей промышленности, на фабриках и на дорожно-строительных работах, в том числе и на таких «национальных стройках», как сооружение ГЭС в Снежных горах. В середине 60-х примерно половину рабочих на сталелитейных заводах Порт-Кембла, что у югу от Сиднея, составляли недавние иммигранты.
Путь в современный мир. И все же перемены в жизни австралийского общества происходили тяжело и долго. В 50-е годы Австралия была инертным обществом, которое возникло и развивалось в относительной изоляции от остального мира, с убеждением в собственной непогрешимости и чуждым идеям современного либерализма. В нем по-прежнему доминировал мужчина, невзирая на все протесты, которые — особенно после войны — выражали женщины. Мужской досуг посвящался ритуальным занятиям — спорту, дружеским попойкам и потасовкам, гомосексуалисты считались «извращенцами», а бородачи или длинноволосые юнцы — «чудиками». Больше всего в моральном кодексе общества ценилась мужская верность друзьям-приятелям, а «бабцы» должны были сидеть дома и воспитывать детей. В общем и целом это было сообщество простых работяг в кованых башмаках и фетровых шляпах, завсегдатаев пабов, которые обращались друг к другу не иначе как «мужик» или «приятель».