— А мне моя фляжка неплохо составляет компанию, группенфюрер. Но я ценю вашу заботу. — Я кивнул ему с фальшивой учтивостью и направился было в приёмную Гиммлера, однако Гейдрих снова окликнул меня своим противным высоким голосом.
— Штандартенфюрер?
Я остановился посреди коридора, досчитал до пяти и повернулся к нему с премерзкой, слащавой улыбкой на лице.
— Да, группенфюрер?
— Вы можете мне всё докладывать, если рейхсфюрер занят, — прочирикал он, смакуя каждое слово. — Технически, я также являюсь вашим командиром.
— Вот именно, группенфюрер. Технически, и всего-то. Мой доклад касается совершенно секретных тем, предназначенных исключительно для глаз рейхсфюрера, а не его подчинённых. — Я нарочно сделал особое ударение на последнем слове, и заметил, как он поморщился при этом. — Вас, как его подчинённого, это также касается.
— У рейхсфюрера нет от меня секретов! — Его дурно известная неуверенность, мастерски прикрываемая слоями холодности, тщеславия и показного высокомерия, снова проявила себя, к моему огромному удовлетворению.
— Вы получите этот доклад только если вырвете его из моих остывших, безжизненных рук, группенфюрер.
Он прищурился на мгновение, решая, стоил ли прибегнуть к его обычным крикам, которые обычно приводили даже самых уравновешенных эсэсовцев в холодный ужас, но, решив, что на меня это такого эффекта скорее всего не произведёт, сказал только:
— Ну, это всегда можно устроить, штандартенфюрер Кальтенбруннер.
— Буду ждать с нетерпением, группенфюрер Гейдрих. Шалом. — Я салютовал ему, едва коснувшись двумя пальцами виска, и ухмыльнулся при бесценном виде выражения его лица, быстро покрывавшегося красными пятнами кипящего гнева при одном только упоминании о его возможном происхождении. Я быстро развернулся и оставил взбешённого, но все ещё лишенного дара речи главу секретной службы, пока он не вспомнил, что он был при оружии и не решил использовать мою спину в виде мишени.
Я с облегчением вздохнул, что мне не пришлось столкнуться с ним снова на пути из штаб-квартиры Гиммлера в Мюнхене, но всё же внимательно огляделся вокруг, прежде чем вернуться обратно к моей арендованной машине. После той расправы, что он учинил вместе с Гиммлером в Ночь Длинных Ножей, которая привела к обезглавливанию (и не всегда в метафорическом смысле) СА — организации, конкурирующей с рейхсфюрерскими СС — Рейнхард Гейдрих доказал, что от него чего угодно можно было ожидать. Я не боялся встретить его лицом к лицу, но вот получить пулю в спину от одного из его агентов в мои ближайшие планы не входило.
Я невольно выругался, вспомнив слова Гейдриха о багажном вагоне. Сукин сын был прав, здесь действительно было безумно холодно, в отличие от отапливаемых — хотя бы ночью — пассажирских вагонов. Только вот я не был обычным пассажиром; я был преступником и контрабандистом, по крайней мере в глазах моего правительства, а потому мне и приходилось прятать и маленький чемодан с деньгами, и мою двухметровую фигуру в дальнем углу багажного отделения.
Однако, на сей раз, к моему огромному удивлению, место, которое я обычно использовал как своё укрытие, уже было занято каким-то незнакомцем, который нагло выставил перед собой ногу, не давая мне подойти ближе.
— Ты какого дьявола делаешь?! — молодой человек, примерно моего возраста и с длинным, уродливым шрамом, пересекавшим левую сторону его лица от подбородка почти до самого левого уха, зашипел на меня. — Ну-ка, проваливай к чертям собачьим отсюда! И вообще, чего ты делаешь в багажном вагоне?!
— А ты чего тогда тут делаешь, умник?! — я зашипел в ответ на наглеца, тоже австрийца, судя по тому же акценту, за который надо мной частенько издевались в Берлине.
— Не твоё дело! Вали к черту отсюда или я сам тебя выкину!
— Да ну?!
Мне и так-то много не надо было, чтобы взбеситься, а этот языкастый явно не знал, на кого нарвался, хоть он и явно не был мелким и слабаком не выглядел. Я схватил его за ногу и дернул её на себя, заставив его упасть на спину, и тут же набросился на него сверху, хватая его за грудки и нанося первый удар. Оказалось, что он знал, как драться, судя по тому, как легко он блокировал мой кулак и уже сам попытался схватить меня за горло. Если раньше я хотел просто напугать его, то теперь он не оставил мне иного выбора, кроме как показать ему, на что я действительно был способен.