— Кальтенбруннер? — Охранник, стоявший на страже у моей двери в тот день, окликнул меня сквозь маленькое окошко в двери. — Как самочувствие?
— Я устал, — отозвался я, не сделав даже усилия повернуть голову в его сторону. — Я хочу домой.
— Ты же знаешь, что домой тебя в ближайшее время не отпустят.
— Я знаю. Это просто такое выражение.
— Аа. К тебе, кстати, посетитель. Вставай.
— Кто? — спросил я без особого энтузиазма. Мне даже с доктором Гольденсоном сегодня не хотелось говорить.
— Кто-то из ОСС.
Я тут же сел на кровати, глядя на охранника.
— Американец? — улыбнулся я, чувствуя, как сердце забилось чаще в надежде увидеть агента Фостера, который, как казалось, забыл о самом моём существовании в последнее время. Хотя прошло всего два месяца с его последнего визита, но для меня они показались несколькими годами.
— Не знаю, но судя по акценту, немец, — ответил охранник, оглянувшись через плечо. — Расписывается в книге для посетителей, сейчас придёт.
«Немец?» Я нахмурился, размышляя, с каких это пор ОСС решили начать набирать немцев в свои ряды. В это время охранник открыл дверь и впустил человека, которого я меньше всего ожидал увидеть. Генрих Фридманн. Муж Аннализы. Мой бывший подчинённый и человек, ради которого она меня оставила.
Он нерешительно ступил внутрь, не зная, какой реакции от меня ожидать. Я медленно поднялся и не смог сдержать улыбки при виде его, отдаленного напоминания о старых славных временах давно погибшего рейха, когда мы оба ещё носили наши униформы, когда сердце нации ещё билось, когда моё сердце ещё билось.
— Фридманн, — тихо сказал я, словно пробуя на вкус давно забытое имя. Я снова улыбнулся и протянул ему руку. Он с готовностью её пожал, а затем вдруг притянул меня к себе и крепко обнял, так и не говоря ни слова. Я обернул руку вокруг его шеи и сжал его плечо так сильно, как только мог, пытаясь сдержать непрошеные слезы. Меня тут и так все уже наверное прозвали самым большим плаксой.
— А ты сильно похудел, — наконец произнёс он, озабоченно оглядывая меня с головы до ног. Он все ещё был все так же безупречно идеален, волосок к волоску, только вот ранняя седина начала пробиваться на висках по сравнению с последним разом, когда я его видел. Мои же волосы, напротив, остались тёмными, как ночь, как будто нарочно бросая всем вокруг вызов, а может и потому, что я не переживал в жизни так часто, как он. Я запивал все свои горести и превращал их в дым. Я притворялся, что мне ни до чего не было никакого дела. Похоже, это сработало.
— Тебя что, совсем тут не кормят? — снова спросил он, когда я ничего не ответил в первый раз, все ещё изучая моё лицо. Будь я проклят, но как же я по нему соскучился.
— Кормят. Только у меня почти не бывает аппетита.
Я предложил ему стул, но он предпочёл сесть рядом со мной на кровать. Он бросил осторожный взгляд через плечо и предупредил меня, чтобы я называл его Германом Розенбергом, согласно его новым документам, выданным ОСС. Я кивнул и спросил его о сыне. Его сыне, наверное было бы правильнее сказать. Мальчик никогда меня даже не видел и скорее всего уже никогда не увидит.
— У него всё отлично, ходит вовсю. Бегает даже. — Мягкая улыбка тронула его губы, когда он произнёс это. — Он просто чудо. Самый очаровательный малыш, которого я когда-либо видел.
— Ты же о нем позаботишься? — Тихо спросил я, стискивая одеяло в кулаке за его спиной. Внутри у меня всё переворачивалось в агонии при внезапной мысли, что налетела на меня с неумолимостью скоростного поезда: нет, никогда я не увижу моего сына. Никогда. Я так и погибну, ни разу не подержав его на руках. Я мог поклясться, что почти физически чувствовал, как моё сердце истекало кровью в груди, вот как мне было в тот момент больно.
— Конечно, позабочусь, — пообещал он со всей серьёзностью.
Я заставил себя кивнуть. Я знал, что он сдержит слово. Он был хорошим человеком, в отличие от меня. Он обещания не нарушит. Он вырастит малыша как своего, и любить будет как родного, пусть ребёнок и останется для него вечным напоминанием о том, что я сделал с его женой. Я так и не осмелился спросить о ней.
Фридманн вдруг потянулся к сложённому вдвое пальто и вынул из его складок папку.
— Я тут тебе кое-какие документы принёс. Это всё, что мне удалось достать, но может, это поможет тебе. Я начал собирать их как доказательство, когда ещё работал в штабе ОСС в Берлине, сразу после подписания капитуляции. Не знаю даже, зачем, но просто подумал, а вдруг тебе когда пригодятся, если вдруг тебя поймают. — Он взглянул мне в глаза. — Ну почему ты не бежал, Эрнст? Зачем остался в Австрии?