— Разве ты не хочешь спать? — Я покачал головой на его усилия не заснуть.
— Он боится заснуть.
Я обернулся на голос Элизабет, стоящей в дверях.
— Потому что каждый раз, как он закрывает глаза, ты снова исчезаешь, — закончила она свою мысль с неприкрытым упрёком в голосе.
— Лизель, ты не очень-то стараешься мне помочь.
— А я и не собираюсь тебе помогать.
Обычно она набрасывалась на меня со всеми обвинениями и упрёками, когда мы оставались одни. В этот раз она похоже настолько разозлилась, что решила начать ссору при нашем сыне. Я сделал глубокий вдох, стараясь не обращать на неё внимания, и повернулся обратно к мальчику.
— Хансйорг, папе нужно пойти проведать дедушку, хорошо? Но если ты пообещаешь мне сейчас же уснуть, завтра утром я возьму тебя в парк. Идёт?
— С аттракционами?
— Ну конечно.
— И мороженым?
— Мороженым, леденцами, сахарной ватой, всем, чем хочешь. А после мы пойдём в тот магазин на площади и купим тебе новые игрушки.
Он выбрался из-под одеяла и обнял меня за шею своими маленькими ручонками.
— Папочка, я тебя люблю, — он прошептал мне на ухо и смущенно чмокнул меня в небритую щеку.
— Я тоже тебя люблю, солнышко. — Я уложил сына обратно в кровать и укрыл его одеялом. — А теперь — спать.
Он кивнул, явно обрадованный планами на следующий день, и немедленно уснул. Я неслышно поднялся с кровати, заглянул в кроватку к Гертруде, моей девятимесячной дочери, также мирно посапывающей под тонким одеялком, и закрыл дверь в детскую под пристальным взглядом Лизель.
— Подкупать своего сына такими вот взятками, надеясь, что один день вседозволенности и баловства заменит ежедневное воспитание — конечно, только так все хорошие отцы и поступают, — она заметила с нескрываемым сарказмом.
— Все «хорошие» отцы не занимают пост высшего представителя СС в Австрии, в дополнение к посту начальника безопасности и полиции в добавку к десяти другим должностям, всем требующим моего постоянного внимания, не так ли?
— И ты, естественно, считаешь, что это оправдывает то, что ты появляешься здесь всего раз в несколько недель? — не унималась она, спускаясь за мной вниз по ступеням.
— Я только говорю, что у меня очень много важной работы.
— Я только это от тебя и слышу! Работа, работа, работа! Раньше ты говорил: «Лизель, вот дождись Аншлюса, у меня будет куча свободного времени!» А теперь ты ещё больше занят, чем раньше!
— Рейхсфюреру требуются мои услуги. Что ты от меня хочешь?
— Скажи ему, что у тебя вообще-то семья есть.
— У него тоже есть семья. Они живут в Мюнхене, а он работает в Берлине. Всем хорошо.
— Он живёт в Берлине со своей любовницей и их незаконным ребёнком! — не выдержала она, упирая кулаки в бёдра.
— Лизель, — я проговорил с предостережением в голосе. Её и это не остановило, и она только ещё больше повысила голос.
— Ты этого хочешь?! Это твой новый план? Переехать отсюда насовсем в Вену и бросить нас тут одних?! А может у тебя уже там есть ещё одна семья?!
— Лизель, ты такую чушь иногда несёшь, честное слово!
— Ты думаешь, я совсем дура, да?! Думаешь, я ничего не знаю? Думаешь, я не слышу постоянные слухи о всех твоих венских шлюхах? Мог бы хотя бы постыдиться людей и держать всё в секрете, так нет же, у тебя наглости хватает таскать их по всем ресторанам, театрам — да по всему городу, и при этом вести себя так, как будто это самое что ни на есть естественное положение вещей!
— Я иду к родителям, — я проинформировал её ледяным тоном, совершенно не в настроении для очередной ссоры.
— Ты хоть ночевать придёшь? — она снова скрестила руки на груди.
— Не знаю. Смотря, как отец будет себя чувствовать. — Я надел китель и подобрал ремень с кобурой со стула в прихожей.
— Так ты снова там на ночь остаёшься?
Я остановился в дверях и резко развернулся.
— Лизель, я провожу ночь у постели умирающего отца, а не какой-нибудь венской девки! Я надеюсь, это тебя не очень задевает?!
Не собираясь ждать её ответа, я хлопнул дверью и направился к машине. И она ещё удивлялась, почему я появлялся дома раз в несколько недель. Да у меня уже сил не было слушать её постоянное нытьё больше чем десять минут, как ей такое в качестве причины? И подумать только, что мы были женаты всего четыре года. Не слишком ли маленький срок, чтобы начать друг друга ненавидеть?
Не в лучшем расположении духа я гнал машину вдоль вечерних улиц, успокаивая себя мыслями о превосходном итальянском каберне, целый ящик которого и привёз родителям из Вены. Иметь итальянцев на своей стороне оказалось очень даже полезным. Я ухмыльнулся, но затем снова нахмурился, вспомнив лицо матери, когда она увидела, что я в одиночку опустошил уже три бутылки. Надо бы, наверное, хоть при ней перестать пить.