— Я всё понял, рейхсфюрер.
— Вот и прекрасно. Хорошего вам дня, бригадефюрер. Heil Hitler!
— Heil Hitler, рейхсфюрер.
«Просто отлично, рейхсфюрер, давайте сбросим всю ответственность на Кальтенбруннера, а сами умоем ручки, как мы уже много раз до этого делали, — думал я, перекладывая доклады из одной стопки в другую. — Ну что ж. Хотите, чтобы я сам всё решал, так я и сделаю».
Я поднял трубку, соединявшую меня непосредственно с моим адъютантом в приёмной, и велел ему зайти ко мне в кабинет.
— Напечатаешь следующий приказ для гестапо, — сказал я, записывая для него основные пункты, чтобы он ничего не упустил. — Никаких административных мер против подобных смешанных семей не предпринимать. Пусть задокументируют их и отошлют копии в главный офис в Берлин, в отдел группенфюрера Мюллера, чтобы все они были учтены. Супруги неарийского происхождения будут отныне приравнены к остальным гражданам с ограниченными правами и при приёме на работу должны будут следовать правилам для неарийцев. В категорию лиц, подлежащих немедленному переселению, они не входят. Супруги арийского происхождения не подлежат уголовной ответственности за совершение преступления против чистоты расы при условии, что брак был заключён до Аншлюса Австрии.
— Не до принятия Нюрнбергских законов? — мой адъютант на секунду перестал писать и поднял на меня глаза.
— Нюрнбергские законы были приняты для немцев, а не австрийцев. Мы приняли их, только когда Австрия вошла в состав рейха, то есть три месяца назад, а не в тридцать пятом. Всё ясно? — объяснил я, не скрывая раздражения.
— Так точно. — Он щелкнул каблуками. — Супругам неарийского происхождения надлежит носить звезду Давида, как и остальным евреям?
— Да что вы меня все спрашиваете о том, о чем я понятия не имею?! — Я потёр глаза обеими руками и снова посмотрел на моего покрасневшего адъютанта, неловко переступившего с ноги на ногу. — Не знаю я. Позвони в приёмную Мюллера и спроси, как они делают в Берлине, скажешь потом нашим, чтобы делали так же. И вообще, оставь меня в покое со своими евреями! Пошёл!
— Слушаюсь, бригадефюрер. — Он салютовал мне и собрался было уже уходить, как снова обернулся в дверях. — Простите, герр бригадефюрер, чуть не забыл. Не хотелось бы вас с этим беспокоить, но тут одна еврейка приходит уже который день и просит вас её принять. Я ей уже сто раз сказал, чтобы шла в иммиграционный отдел, но она настаивает, что хочет говорить только с вами. Говорит, она вас знает.
Я поднял голову от бумаг и взглянул на своего подчинённого.
— Говорит, что знает меня? — переспросил я, не до конца уверенный, что правильно его понял. Уж чего-чего, но никаких евреек, которые могли утверждать, что лично со мной знакомы, я припомнить не мог. Или я так напился, что подцепил её в одном из баров, а она теперь меня шантажировать решила? Черт.
Я быстро сделал вид, что меня его заявление не сильно побеспокоило и спросил как можно небрежнее:
— И как она выглядит, эта твоя еврейка?
Мой адъютант пожал плечами.
— Как и все они. Тёмные волосы, карие глаза, в общем, типичная еврейка. Лет сорок, я бы сказал.
Я едва сдержал вздох облегчения, мысленно улыбаясь от уха до уха. Нет, до такой степени напиться я не мог. И к тому же, я предпочитал блондинок. Хорошеньких и молоденьких блондинок.
— Ну что ж, мне, если честно, даже любопытно, — сострил я. — Зови её сюда.
— Слушаюсь.
Он исчез за дверью, а я зажег сигарету, ожидая мою таинственную посетительницу. Меньше чем минуту спустя мой адъютант снова открыл дверь, объявил, что фрау Блументаль была здесь и впустил одетую сплошь в чёрное женщину, прикрыв за собой дверь. Я был почти на сто процентов уверен, что никогда её раньше не встречал, хотя и было что-то странно знакомое в её чертах. Женщина поправила платок на голове, внимательно на меня посмотрев, но всё ещё не решаясь приблизиться к моему столу. Я жестом указал ей, чтобы она села в кресло для посетителей.
Я искал лист чистой бумаги среди многочисленных стопок с докладами на моём столе, когда она наконец заняла место напротив меня.
— Так что же вы такого хотите, с чем даже иммиграционный офис вам помочь не может, фрау Блументаль? — спросил я её, всё больше раздражаясь от беспорядка на столе и отсутствия чистой бумаги.
Я начал открывать и закрывать ящики стола, когда она проговорила тихо:
— Ты не узнаешь меня?
Я посмотрел на неё, более внимательно на сей раз.
— Не думаю, чтобы мы встречались, фрау Блументаль.
— Встречались, — тихо, но твёрдо сказала она, слегка краснея. — Больше двадцати лет назад. Моя девичья фамилия Кацман. Далия Кацман.