Я постарался сдержаться и не начать в открытую ухмыляться во весь рот, как и отец Вильгельм по другую сторону.
— Спасибо, Отец!
— Пожалуйста, сын мой. И не бойся прийти, если опять попадешь в переделку. Я всегда здесь.
Все еще улыбаясь, я наклонил голову, чтобы он благословил меня через перегородку.
— Хорошо, отец.
Однако, идея посещения святого отца явно не пришлась по духу моему биологическому родителю, который встретил нас дома с руками, упертыми в бока.
— Что тебе вообще в голову взбрело, тащить мальчика в церковь, Тереза?! Тебе заняться больше нечем?
— Я всего лишь хотела, чтобы он осознал свою вину за свой поступок и больше бы такого не делал.
— Ну конечно, а мужик в черной сутане, который скорее всего уже совратил каждого второго певчего в хоре, как раз тот человек, что научит его всему хорошему!
— Что значит «совратил»? — Вернер, мой восьмилетний брат, поднял голову от учебника.
— Это то, что случится с вами обоими, если ваша мать не перестанет таскать вас к своему новому любимому проповеднику!
— Его зовут отец Вильгельм, и он довольно приятный. — Я пожал плечами.
— О, я более чем уверен, что он приятный. — Мой отец поднял бровь с саркастичным видом. — Он уже давал тебе конфетку и приглашал посидеть у него на коленях во время проповеди?
— Хьюго! — Моя мать хлопнула рукой по столу в несвойственном ей возмущении. — Ты перестанешь или нет? Отец Вильгельм чудесный священник, я навела о нем справки прежде чем идти к нему на мессу, и ни один человек на него еще не пожаловался. Весь приход его очень любит.
Мой отец только скрестил руки на груди и фыркнул.
— Прости, дорогая, но я хочу, чтобы мои сыновья любили девочек, а не священников.
— А у Эрнста уже есть подружка! — Вернер захихикал, не поднимая глаз от учебника, и тут же нырнул под стол, после того, как я запустил в него сливой, что я схватил из блюда на столе.
— Заткнись!
— Эрнст! — Мама окрикнула меня. — Следи за языком!
Отец только рассмеялся и взъерошил мне волосы.
— Ну и кто же твоя новая подружка?
— Она мне не подружка. — Я бросил еще один угрожающий взгляд в сторону своего младшего брата, на что он показал мне язык в ответ. «Ну получит он у меня потом, когда вдвоем в комнате останемся», — подумал я.
— А вот и да, а вот и да! — Вернер, по всей видимости, не был напуган моим угрожающим видом и продолжил с той же хитрющей улыбкой сдавать меня собственному отцу. — Они почти всегда неразлучны! Он даже помогает ей портфель носить домой!
— Лучше закрой-ка свой рот, Вернер, а то получишь ведь потом! — Я процедил сквозь зубы, но того, воодушевленного интересом отца, уже было не остановить. Он состроил свое «попробуй-и-останови-меня» лицо и запел одну из дразнилок, что девочки всегда начинали петь, как только видели мальчика и девочку вместе.
— Тили-тили-тесто, Эрнст и Далия — жених и невеста!
— Далия? Её имя Далия?
Я невольно обрадовался, что вопрос отца прервал наконец-то поток издевательств моего брата, потому как я уже готов был убить его прямо на месте.
— Да, а что?
Я отвернулся и, занятый набиванием своих карманов сливами, которыми я собирался перекусить играя во дворе с ребятами, не заметил строго взгляда отца.
— Странное имя.
Я пожал плечами в ответ.
— Зато её отец тоже адвокат. — Мне почему-то очень хотелось, чтобы папе понравилась Далия и решил, что если я упомяну, что её отец работает с ним в той же сфере, это поможет делу. — Он работает через дорогу от твоей конторы.
— И как же его зовут?
— Франц Кацман.
— Кацман?
Я выронил сливу после того, как он почти выплюнул это имя.
— Франц Кацман?! Еврей?!
Я замер на стуле под испепеляющим взглядом моего отца, прилагая все силы к тому, чтобы не отвести глаз. Даже Вернер прекратил свое хихиканье и сидел теперь тихо, как мышь, с головой, уткнутой в учебник. Моя мать также бросила свои дела на кухне, где она готовила обед для моего трехлетнего брата Роланда, и заглянула к нам гостиную.
— Я её не спрашивал, еврейка она или нет, — я наконец пробормотал, только чтобы нарушить давящую тишину.
— Имя девчонки Далия Кацман. И это не дало тебе никаких идей о том, кто она такая?!
— Хьюго, он еще слишком мал, он еще не понимает всех этих вещей. — Моя мать попыталась усмирить моего взбешенного отца мягким голосом.
— У нее же это не написано на лбу, — снова сказал я в свою защиту, но в этот раз уже глядя в пол.