Он терпеливо следовал за мной вдоль стены, поддерживая меня за локоть и готовый подхватить меня, если у меня вдруг снова закружится голова. Он открыл мне дверь и, убедившись что внутри не было ничего стеклянного или острого, что бы я мог стянуть чтобы потом порезать себе вены, впустил меня внутрь. Так как это был туалет для персонала, дверь закрывалась изнутри на защелку, и военный полицейский помедлил немного, прикидывая, мог ли он мне с этим доверять.
— Я тебя оставлю одного, если пообещаешь, что не запрешься внутри и не сделаешь какую-нибудь глупость, — сказал он наконец.
Я только было открыл рот, чтобы спросить, какую я такую глупость мог сделать в моем-то жалком состоянии, но решил не испытывать судьбу и просто кивнул. Как только я закрыл дверь, не запирая её, как и обещал, я невольно улыбнулся, вспомнив другой случай, когда Аннализа и я тоже оказались в туалете при весьма необычных обстоятельствах, в сорок третьем году.
В тот день мы шли по коридору РСХА и в шутку спорили о преимуществах использования женщин-снайперов в советской армии.
— Это же совершенно нечестно с их стороны! — я объявил с наигранным возмущением. — Наши бедные солдаты, совсем одни там, ни одной женщины на сотни километров, и тут, откуда ни возьмись, наш снайпер видит их снайпера. И это молоденькая девушка, и прехорошенькая при этом, вы понимаете? Так как вы думаете, что же случится дальше?
— А вы-то сами как думаете, господин группенфюрер? — моя секретарша рассмеялась. — Их русская снайперша пристрелит нашего прямиком между глаз, пока он пялится на нее, вот что случится!
— Я об этом и говорю! Это же нечестная военная тактика! — Я не мог больше играть роль возмущенного генерала и рассмеялся вместе с ней. — Вы, женщины, всё же ужасно жестоки. Мы влюбляемся в вас, а вы нас за это вот так, хладнокровно и между глаз, и рука у вас не дрогнет.
Мы свернули за угол, направляясь в мой кабинет. Она начала что-то в шутку возражать, но я уже не слышал, что она там говорила, остановившись как вкопанный посреди коридора. Невдалеке мой адъютант Георг беседовал с человеком, встречи с которым я старался избежать всеми возможными способами, и до сих пор мне это удавалось. Я сразу же узнал его по его характерному профилю, темным волнистым волосам и только ему свойственной манерой держать руки сцепленными за спиной, руки, сейчас сжимающие толстую папку. На мое счастье, тот человек был близорук и к тому же был так погружен в беседу, что совершенно меня не заметил. Как только мой адъютант бросил взгляд в мою сторону, я быстро замахал руками, делая ему знаки, чтобы он притворился, будто меня там и не было. В ту же секунду я быстро схватил Аннализу за локоть и затащил её в ближайший туалет для персонала, на нашу удачу находившийся всего в двух шагах от нас, запер дверь изнутри, не включая свет, и шикнул в ответ на все её протесты.
— Какого черта вы делаете? — она зашипела на меня.
— Тихо! Ничего я не делаю. Просто постойте тихонько несколько минут.
Вдоль двери проходила тонкая щель, сквозь которую я мог видеть крохотную часть коридора. По правде говоря, видно почти ничего не было, но его бы я всё же заметил, когда он пойдет мимо.
— От кого мы прячемся? — Аннализа снова зашептала, в этот раз с любопытством.
— Ни от кого. — Было слишком уж унизительно признаваться своей собственной секретарше, что я прячусь по туалетам от одного из моих же подчиненных, хотя, если бы она только знала, чем этот самый подчиненный руководил, вряд ли бы она меня осудила. Я решил придумать какое-нибудь оправдание. — Просто хотел побыть с вами наедине в темном уголке.
Она фыркнула.
— Я бы может еще поверила, если бы вы действительно начали что-нибудь делать, но, судя по тому, как вы уделяете все свое внимание коридору, я подозреваю наличие у вас какого-то скрытого мотива.
— Я могу делать два дела одновременно, — я обхватил её за талию и притянул к себе, не отрывая глаз от щели в двери.
— Это не было открытым приглашением, вообще-то! — она возмущенно зашипела, выпутываясь из моих рук. — Кто тот мужчина, что говорит с Георгом? Это от него мы прячемся?
— Вы знаете, вы очень смышленая для хорошенькой девушки. — Мои глаза наконец адаптировались к темноте и, несмотря на один только тонюсенький луч света, пробивающийся из коридора, я всё же заметил, как она приподняла одну бровь. — Да, от него.
— Почему?
— И чересчур любопытная тоже, себе во вред, — я проворчал, не в силах сдержать улыбки. — Потому что я не хочу с ним говорить, вот почему.