— Эрнст! — Рудольф резко дернул меня на себя за плечо, пытаясь поймать мою руку, которой я продолжал настойчиво его отталкивать. — Не вздумай спать, из тебя кровь все еще льется, как из освежеванного поросенка! Пошли дойдем до медицинского кабинета, они тебе хоть швы наложат.
— Швы для девчонок! Отстань от меня и дай поспать. У меня завтра экзамен.
Рудольф потерял-таки терпение и придавил мою руку к кровати коленом, снова зажимая мне лицо тряпкой. Я невольно сморщился от слишком сильного запаха алкоголя.
— Ну и украсил ты себя на этот раз, — я услышал его бормотание. — Сколько раз тебе повторять, что фехтование — это спорт для трезвых? Балда!
— Плевать, — ответил я, зевая. — Я всё равно ему показал, что к чему.
— Ну конечно.
— Что? Победил я или нет?
— Дело не в этом.
— Очень даже в этом. Я всегда побеждаю, пьяный или трезвый.
Рудольф только вздохнул в ответ и осторожно повернул мое лицо порезанной стороной к неяркому свету настольной лампы, чтобы поближе обследовать рану. Никакого другого света после десяти нам зажигать не разрешалось, согласно правилам общежития, где размещалось наше братство, «Арминия». Я снова почувствовал его теплое, неровное дыхание на щеке и заставил себя открыть глаза.
— Ты прекратишь на меня пялиться или нет?
— Я студент медицинского факультета, и ты меня заставляешь нарушить клятву Гиппократу, отказываясь от моей помощи. Я вообще-то и сам могу тебя подлатать. Даже лучше, чем в медицинском кабинете.
— Размечтался. Так я тебе и разрешил использовать себя в качестве наглядного пособия для практики. — Я саркастически фыркнул и снова прикрыл глаза, уже засыпая.
— А я тебе заплачу, — произнес Рудольф после паузы.
Я открыл глаза и увидел его хитрющую ухмылку. Этот сученыш точно знал, что нужно было говорить, а весь свой месячный бюджет я уже продул, хоть сейчас и была всего вторая неделя Апреля. Я смотрел на своего друга какое-то время, пытаясь решить, что мне было больше нужно: деньги или же возможность получить заражение крови от этого доктора-недоучки, с его нездоровой одержимостью вскрывать, а затем сшивать все, что имело несчастье попасться ему под руку. В конце концов я подставил все-таки ему свою порезанную щеку и проворчал:
— Это будет стоить тебе двести крон. Делай, что хочешь, только не буди.
— Сильно сомневаюсь, что ты будешь спать, — весело отозвался он, спрыгивая с кровати чтобы достать свой чемоданчик с медицинскими инструментами. — Это не самая приятная, и, должен признать, не такая уж безболезненная процедура.
Я пробормотал еще одно проклятье; обычно фехтовальные раны были настолько чистыми, что редко требовали наложения швов. Может, и правда не стоило так напиваться, позволять моему противнику вот так меня резать, тогда, может, и не пришлось бы позировать в виде подопытной крысы для всяких сомнительных медицинских экспериментов. Только вот было уже поздно. На следующее утро, сидя у аудитории с жутким похмельем и крайне болезненной щекой, я поймал на себе взгляд одного из словацких студентов, который смотрел на меня не мигая.
— Что, нравится? — Я указал на свежий глубокий порез с торчащими из него черными нитками. — Продолжай пялиться, и тебе такой же сделаю.
Мои братья из «Арминии» оторвали головы от учебников и отозвались немедленными смешками и издевками в адрес словака. Все из нас чтили старейшую традицию фехтования и активно принимали в ней участие, и, соответственно, лица моих братьев не сильно отличались от моего, у кого-то со свежими, а у кого-то с уже поджившими порезами на щеках. Студенты из других стран никак не могли взять этого в толк: зачем кому-то надо было намеренно подставлять оппоненту незащищенное лицо, когда можно было использовать защитную маску или шлем, и продолжали бросать на нас изумленные и пугливые взгляды. Наше братство они особенно боялись. Мы, по их мнению, никогда ничего хорошего не затевали.
Что же касалось меня, то я любил своих новых братьев. Большинство из них были из хороших семей: блестящие, харизматичные и бесстрашные. И превосходные. Да, чувство собственного превосходства было именно тем термином, которым можно было тогда описать настроение в каждом братстве и в Австрии, и в Веймарской республике, и виновата в этом была та чертова война. Во-первых, сам отбор в ряды братства был крайне тщателен, по причине того, что те счастливчики, которым удавалось его пройти, могли рассчитывать на многочисленные привилегии, начиная с очень хорошего даже по самым строгим меркам общежития с просторными меблированными комнатами, которые мы могли снимать за сущие гроши, и заканчивая трудоустройством на неплохую должность сразу по окончании университета.