— Я думаю, из вас вышел бы хороший министр. Лучше, чем этот, по крайней мере.
— Почему ты так думаешь? — я смущенно улыбнулся в ответ, подняв голову от бумаг.
— Я не знаю, — он пожал плечами с типичной американской прямолинейностью. — Просто мне так кажется. Вы хотя бы ведете себя, как нормальный человек. Вы любите шутить, вы улыбаетесь все время, вы…
Он прервал себя на полуслове, заставив меня усмехнуться.
— Ну давай уже, напомни мне о том, как я постоянно плачу.
Я взглянул на него с наигранным упреком, но он только заулыбался еще шире.
— Я это не в том смысле хотел сказать, — он поспешил уверить меня.
— Да знаю я. Я просто шучу над тобой. Ты же сам сказал, что я люблю шутки.
— А у меня шоколад есть, — вдруг сказал он. — Мои родители прислали из Алабамы. Хотите?
Не дожидаясь моего ответа, молодой охранник просунул руку через окошко, протягивая мне полную шоколадную плитку.
— А ты сам что, не хочешь? — изумился я. Я не только не видел шоколада за последний год; это было невообразимой редкостью здесь, в разбомбленном Нюрнберге, где даже картофельный суп считался деликатесом. Потому-то я и не осмелился взять плитку у него из рук и просто сидел на стуле и смотрел на него.
— Нет, я не люблю шоколад. Берите, пока остальные заняты просмотром диспутов на другой стороне коридора. А то они в миг сцапают. — Он слегка помахал плиткой в воздухе, делая знак, чтобы я забрал её у него.
Я наконец очнулся от своего удивления, быстро встал и взял плитку у него из рук.
— Спасибо.
— Пожалуйста. — Он снова по-доброму мне улыбнулся.
Я почему-то был уверен, что он дал мне её не потому, что не любил шоколад, а потому, что ему стало меня жаль, и это было единственным способом, каким он мог выразить свое сочувствие, не задевая мое чувство чувство собственного достоинства и не рискуя попасть в неприятности с начальством. Я открыл шоколад, невольно сглотнув при таком давно забытом аромате, разломил плитку на две части, завернул одну в фольгу, а другую в бумажную обертку и протянул вторую половину моему охраннику.
— На, возьми. Я же знаю, что ты любишь шоколад. Все любят. Мне даже вдвойне приятно, что ты дал мне что-то, что сам так любишь.
Он посмотрел на мое подношение с такой благодарностью, как будто это не он отдал мне плитку только минуту назад.
— Спасибо. — Он осторожно взял половину плитки из моих рук, снова улыбаясь. Мы оба не знали, что сказать какое-то время, в течение которого он смущенно гладил обертку прежде чем спрятать шоколад обратно в карман. Затем он снова поднял на меня глаза.
— А хотите, я вас завтра проведу мимо камеры Шпеера перед прогулкой? Он такие красивые рисунки на стенах сделал! Можем остановиться на минутку, посмотрите, если хотите.
— Да, очень хочу.
Я вернулся к своему столу, отломил кусочек шоколада и положил его в рот, наслаждаясь вкусом чистейшей человеческой доброты. Я никогда не думал, что мне доведется испытать это здесь, в Нюрнберге.
«Заботиться обо всем» здесь, в Граце, как я того обещал матери, оказалось куда труднее, чем я мог себе вообразить. Мой отец теперь проводил почти столько же времени в больнице, сколько и в конторе, и соответственно не мог больше посылать мне денег, а стипендии моей хватало только на жилье и едва на еду, да и то с натягом. Вот уже несколько месяцев я просиживал в своей комнате, один почти во всем общежитии, когда все уходили на очередную пирушку с вином и девушками, виснущими у них на шее, в то время как я больше не мог позволить себе наслаждаться тем фривольным образом жизни, к которому уже успел так привыкнуть. Вместо этого я зубрил ненавистную юридическую терминологию и изучал судебные тяжбы, которые раньше ввергали меня в сон едва мой отец начинал их обсуждать. И эти вот годы должны были быть лучшими в моей жизни.
Однажды утром, закончив бриться, я посмотрел в зеркало на свой нездорово-бледный цвет лица, темные круги под глазами — явные последствия проведения всего свободного времени в аудиториях и библиотеках, и решил, что дальше так продолжаться не может. Позже тем днем я спросил у своих братьев, не смогут ли они помочь мне устроиться хоть на какую-нибудь работу.
— Ты же понимаешь, что ситуация с работой сейчас не из лучших? — один из старших братьев сочувственно поднял бровь.
— Скажи мне что-то, чего я не знал в течение последних нескольких лет, — я усмехнулся в ответ.
— Я просто к тому говорю, что если мы и найдем тебе что-то, то это не будет чистенькая офисная работа или даже что-то, отдаленно её напоминающее.