Под изумлёнными взглядами остальных заключённых я встал из-за скамьи, зашвырнул миску с жалким подобием супа в противоположную стену и в бешенстве вышел прочь из столовой. Даже надзиратель у входа мудро решил меня не останавливать.
— Эрнст! Подожди! — Я услышал голос Бруно и его поспешные шаги у меня за спиной. — Ты куда? Нам назад на разработки надо через десять минут!
— И разработки тоже к черту! — Я пнул какой-то камень со своего пути, и тот с громким звуком отскочил от стены одного из соседних бараков.
— Ладно, к черту так к черту. — Бруно наконец поровнял свой шаг с моим и попытался заглянуть мне в глаза. — Так куда мы идём?
— Назад в наш барак.
Он только пожал плечами и последовал за мной без лишних вопросов. Как только мы переступили порог нашего барака, я сел на деревянные нары, что мы делили, вытянул ноги, прислонился спиной к стене и скрестил руки на груди. Бруно понаблюдал за мной секунд десять, посмотрел обратно на вход, а затем сел у моих ног по-турецки.
— Ну и какие у нас планы? — Его, похоже, позабавил мой недавний приступ бешенства, и теперь он смотрел на меня выжидательно.
— Никаких. Я объявляю голодовку с этой самой минуты. Я и пальцем отказываюсь шевелить, пока кто-нибудь из администрации Доллфусса не появится здесь и не объяснит мне причину, по которой нас всех превратили в его личных рабов.
— А что если они сюда надзирателей пришлют с дубинками? Ну, для дисциплинарных мер, — Бруно ухмыльнулся.
— О, я бы очень хотел посмотреть, что у них из этого выйдет! Да я Бога молю, чтобы они пришли сюда с их дубинками! Пусть только дадут мне один единственный шанс! — Проговорил я сквозь стиснутые зубы, искренне этого желая. У меня уже руки чесались выместить свою злость на ком-нибудь живом, вместо бесполезной кухонной утвари или камней.
В то же время я понимал, что это было крайне маловероятно, что они прийдут за мной. После первого же столкновения с надзирателем ещё в первый день нашего тут появления, наши стражи пришли с нами, эсэсовцами, к взаимному соглашению: они следят за работой остальных заключённых, а я слежу за своими людьми, и никто не пострадает. Потому что, если уж говорить на чистоту, численное превосходство было не на их стороне если бы наш брат решил устроить стычку по каким бы то ни было причинам, и даже если бы они открыли по нам огонь, мы бы все равно многих из них перебили, прежде чем они смогли бы взять ситуацию под контроль. Они не были солдатами, наши надзиратели, а самыми что ни на есть обычными людьми, которые хотели получить свою зарплату в конце месяца и идти себе домой к жене и детям. В отличие от нас, натренированных на убийство полузверей, они не были безумцами, напрочь лишенными страха смерти; они это знали, мы это знали, и до сих пор нам удавалось довольно неплохо между собой ладить.
— Голодовка так голодовка. — Бруно согласился, не моргнув и глазом, и сел рядом со мной, тоже прислонившись к стене.
Меньше чем через две минуты ещё несколько наших товарищей вошли внутрь, спрашивая, что мы затевали и нужно ли им было идти назад на гранитные разработки и если да, то что следовало передать начальству относительно нашего отсутствия.
— Вы можете идти, если хотите, но мы остаёмся здесь и объявляем голодовку, — ответил им Бруно. — Можете так и передать начальству.
— А нам можно с вами остаться? — нерешительно спросили они, переминаясь с ноги на ногу и обмениваясь взглядами.
— Те, кто хотят остаться, должны будут приготовить себя к тому, что вполне возможно мы все тут умрем с голода. — Я хотел предупредить их о возможных последствиях. Сам-то я был все ещё слишком взбешён, чтобы беспокоиться о собственной жизни, но вот приказывать моим людям следовать моему примеру было попросту бесчестно в моих глазах. Я решил предоставить им свободу выбора. — Мы не знаем, как долго это может продлиться, и уступят ли нам в наших требованиях. Мы либо победим, либо погибнем, пытаясь. Я отказываюсь быть чьей бы то ни было бесплатной рабочей силой, и моя честь солдата СС для меня превыше смерти. Я не прошу вас поддержать моё решение, я хочу, чтобы вы сами его приняли.
— Мы остаёмся, — последовал немедленный ответ.
Моя ухмылка, нашедшая своё отражение на лице Бруно, становилась все шире и шире по мере того, как все больше и больше эсэсовцев набивалось в барак, рассаживалось по нарам и обменивалось хитрыми взглядами заговорщиков. В течение всего нескольких часов бунт охватил половину населения лагеря, и пока надзиратели пытались взять под контроль обычных преступников, что отбывали свой срок вместе с нами и присоединились к бунту только потому, что это означало не работать, нас в это время почтил своим визитом сам комендант лагеря.