Он вошёл в барак с пятью вооружёнными охранниками за его спиной, осмотрелся вокруг, вздохнул и обратился ко мне, конечно же.
— Кальтенбруннер, какую на этот раз головную боль ты решил мне вызвать? — спросил он с измученным выражением лица.
Я никогда не испытывал никакой личной неприязни к нему. Комендант вообще-то был вполне приятным человеком лет пятидесяти, и все ещё сохранявшим безупречное здоровье типичного южного фермера, кем, как я подозревал, он раньше являлся. Он напоминал мне немного моего собственного отца, с его снисходительным, но тем не менее благожелательным отношением.
— Я вам никакую боль не вызываю, Герр Комендант. Это я страдаю от постоянной головной и всякой другой — и далеко не в метафорическом смысле слова — боли, и все только потому, что мне случилось принадлежать к политической оппозиции. — Я поднялся с нар и встал перед делегацией из шести человек, чтобы моё заявление прозвучало более официально. — Мы, австрийские СС и члены нацистской партии, находящиеся в заключении здесь, в концентрационном лагере Кайзерштайнбрух, объявляем с сегодняшнего дня голодовку. Мы отказываемся есть и работать до тех пор, пока не увидим официальных представителей администрации канцлера Доллфусса. Мы требуем нашего немедленного освобождения на основании необоснованного ареста и приговора. Наше оправдание должно быть безоговорочным и не подлежит дальнейшему обсуждению.
Комендант вздохнул ещё тяжелее и покачал своей седеющей головой.
— Зачем ты это делаешь, а? — спросил он так тихо, чтобы только я мог его услышать.
Я пожал плечами и улыбнулся уголком рта.
— У меня нет иного выбора, Герр Комендант. Простите.
— Ну что ж. Если ты так этого хочешь… Я представлю ваши требования людям, которые этим занимаются, — сказал он уже обычным голосом. — Я только надеюсь, что они не перевешают вас всех, чтобы другим не повадно было.
С этими словами он развернулся и покинул наш барак. Мы праздновали нашу первую маленькую победу.
— Рано праздновать победу, молодой человек!
Рейхсмаршал Геринг поднял голову от своей тарелки и закатил глаза в ответ на замечание Юлиуса Штрейхера. Бывший издатель «Штурмовика», похоже, вернулся к своему излюбленному предмету — фюреру и расизму. Остальные также начали бросать предостерегающие взгляды на Штрейхера, но он был слишком занят разъяснением своих политических идей одному из военных полицейских, чтобы обратить на эти взгляды внимание.
— Вот вы смеётесь сейчас над нами, говорите, какими мы были глупцами, потому что выбрали себе в лидеры Гитлера. Но я вот что вам скажу: придет день, когда вы, американцы, окажетесь точно в такой же ситуации как мы в двадцатых годах, когда вы окажетесь окружёнными всеми теми попрошайками, которых вы сейчас приветствуете с распростёртыми объятиями, и тогда-то вы и увидите, что численное превосходство больше не на вашей стороне, и вы захотите вернуть все на свои законные места. Потому что как бы вы ни гордились своей щедростью и добродетелью, глубоко внутри вы все равно хотите быть хозяевами в своей собственной стране, как и мы хотели; вы все равно хотите быть главенствующей расой, как и мы хотели, и вот когда страх потерять этот контроль охватит вас, тогда-то и придет лидер, такой же, как Гитлер был, и вы станете приветствовать его, потому что он пообещает вернуть власть в ваши руки. Ему не придется устраивать государственный переворот и штурмовать столицу, вовсе нет. Вы изберёте его большинством голосов, как и мы когда-то, несмотря на всех тех, кто будут в ужасе кричать и пытаться хоть как-то вас вразумить о том, что же вы такое делаете, указывая на его неслыханные, полные ненависти заявления. Только вот вы не станете слушать. Вы изберёте его мирно и почти единогласно, как и мы, потому что он пообещает вернуть власть в ваши руки. И он выполнит своё обещание, и история снова повторится, вот увидите, и когда уже ваша страна развяжет новую кровавую войну, и когда мы поставим вас на колени, и когда наши дети будут судить ваших, тогда-то я и посмеюсь над вами из моей могилы.
— Он ненормальный, — ровным тоном заметил Геринг, как если бы оглашая всем хорошо известный факт. — Послушайте только его заявления! И из-за этого ненормального у всех союзников о нас сложится точно такое же представление. Это же просто позор!