— У вас не осталось много времени, прежде чем вы потеряете слишком много крови, что уже никакой доктор вас не спасёт. — Я снова попытался привести ему хоть какие-то рациональные доводы. — Подпишите отставку, и мы доставим вас в ближайший госпиталь. Это не стоит вашей жизни. Это же просто политика. Что вы пытаетесь отстоять? Власть? Но если вы умрете, никакая власть вам будет уже не нужна. Подпишите документ, мы отвезём вас к доктору, и будете как новенький всего через пару недель, попивая красное вино вместе с вашим Дуче где-нибудь в Италии. Он даст вам какой-нибудь почетный пост, я более чем уверен. Канцлер, подпишите отставку! Прошу вас!
Я видел, как крупные бусины пота собирались у него на лбу, и как цвет медленно покидал его лицо. Но он все же бросил на меня последний презрительный взгляд и прошептал:
— Никогда.
Бруно глубоко вздохнул и легонько толкнул меня локтем.
— И какой теперь план?
Я раздражённо пожал плечами.
— Я не знаю. Может, у тебя есть какие-то предложения?
— Думается мне, он ничего подписывать не собирается, — заключил Бруно.
Идею помочь австрийскому канцлеру никто не озвучил, а я слишком боялся сам это предложить, пусть это и означало его неминуемую смерть.
— Пошли отсюда. Группа прикрытия останется и позаботится обо всем, — Бруно сказал после затянувшейся паузы.
— Он все ещё жив, — прошептал я, отчаянно пытаясь найти выход из этой безвыходной ситуации.
— Пока ещё жив. Ты что, собираешься остаться, чтобы принять его последний вздох, или что? — Бруно, судя по его словам, ни капли не беспокоил тот факт, что это мы были причиной чьей-то близящейся смерти. — Идём, пока вся австрийская армия не ворвалась сюда и не перестреляла нас всех за государственную измену.
Я бросил последний умоляющий взгляд на Доллфусса, но его строгое лицо, с едва заметной морщинкой страдания меж бровей, говорило само за себя. Он готов был умереть, но никогда бы не подписал наши требования.
— Если он передумает и все же подпишет отставку, сразу же отвезите его в ближайший госпиталь, — я отдал приказ моим людям, которые должны были остаться и прикрыть наш отход.
— Так точно, штурмхауптфюрер! — ответили они в унисон, отдавая нам честь.
— Ни штурмхауптфюрера Кальтенбруннера, ни меня здесь не было. Худль, Хольцвебер и Планетта, вы тут главные. Худль, это ты его застрелил, — добавил Бруно, указывая на эсэсовца.
— Так точно!
Я последний раз оглянулся через плечо, и мы оба исчезли в ночи.
Новости о смерти Доллфусса и об аресте наших товарищей, которые остались вместо нас и с готовностью приняли на себя всю вину за произошедшее, настигли нас уже в Линце. Государственный переворот провалился, и смысла ехать в Германию уже не было. Австрийская армия заставила оставшихся эсэсовцев, что занимали канцелярию, сдаться добровольно, угрожая взорвать всё здание динамитом, если потребуется. На волне националистического восстания по всей стране все формации СС, которые были предупреждены заранее, попытались захватить власть в свои руки, но итальянский диктатор Муссолини спешно послал подкрепление в поддержку австрийской армии, и без помощи немцев австрийские СС оказались в меньшинстве и были обречены на провал.
Естественно, и фюрер, и рейхсфюрер Гиммлер умыли руки, полностью отрицая не только какую бы то ни было причастность к попытке переворота, но и саму осведомлённость о нем. Не то, чтобы я сильно этому удивился, так как Гиммлер ясно обозначил свою позицию при нашем последнем разговоре, но все же то, как они повернулись к нам спиной в то время как мы сражались за их же интересы, оставило крайне неприятный осадок. Я был более чем уверен, что если бы нам удалось одержать победу, они бы уже вовсю маршировали по стране, провозгласив себя новыми лидерами.
— Видишь, какие они на самом деле? — Я спросил Бруно с обидой в голосе, впервые рассерженный действиями моих командиров. И не просто командиров, но лидеров, за кого я поклялся жизнь отдать. Похоже было, что они-то такого делать не собирались, несмотря на все громкие слова фюрера. — Наши люди арестованы, а они и пальцем не пошевелили, чтобы помочь перевороту.