— Да, пожалуй, это хорошая идея. Ты сегодня сам не свой. Иди, отдохни, а я позже зайду, посмотрю, как ты.
— Спасибо.
— Хайль Гитлер, — прошептал Бруно, хоть и двое других посетителей, завтракавших у бара, были слишком далеко, чтобы его услышать.
— Хайль Гитлер, — ответил я, и чуть не выбежал на улицу.
Я был рад найти дом пустым, когда я открыл входную дверь своим ключом. Я позвал Лизель из прихожей и, не получив ответа, с невероятным облегчением понял, что она скорее всего помогала родителям в их лавке. Я бросил чемодан на пол, схватил бутылку бренди из бара в гостиной, взбежал вверх по лестнице, спрятался в углу за кроватью в спальне, что мы делили с Лизель, и попытался заглотать все содержимое бутылки как можно быстрее, вместе со слезами, стоящими в горле, которые я слишком долго сдерживал.
— Боже, что я наделал? — простонал я, прикусывая горлышко бутылки зубами в тщетной попытке совсем не развалиться на части. У меня ужасно кружилась голова, все мышцы сжимались в тугие узлы, и сухие, едва сдерживаемые рыдания обжигали горло, как будто кто-то сунул мне внутрь живую бабочку, и она теперь пыталась задушить меня своими трепещущими крыльями. Я влил больше бренди себе в рот, пытаясь убить и бабочку, и остальных моих демонов, которые, я готов был поклясться, уже царапали мой затылок своими крохотными когтями, смеясь надо мной и нашёптывая мне в ухо: «Ты теперь наш… Мы заберём твою душу… Ты наш…»
— Я попаду в ад, — сказал я вслух, только чтобы убедить себя, что те голоса были ненастоящими, что только мой был. Я был почти уверен, что постепенно схожу с ума. — Я убил человека, я нарушил самый главный закон Божий, и теперь я точно попаду в ад… Я — убийца… Я попаду в ад…
Я влил еще больше отвратительного пойла себе в горло, обжег его и сильно закашлялся. Восстановив наконец своё дыхание, я полез в карман в поисках сигарет, и к моему величайшему ужасу вместо портсигара вынул оттуда пистолет, тот самый пистолет, из которого я застрелил Доллфусса, и который стал тем самым оружием, что превратило меня из человека в животное, в нечто без души и чести, нечто, движимое только злостью и жаждой крови. Я выронил его из рук и едва добежал до ванной, где мой желудок избавился от всего алкоголя, что я в него влил, одним болезненным спазмом. Я упал на пол в надежде умереть в ту же самую минуту. Только вот, похоже, никому моя израненная душа не была ещё нужна: ни Богу, ни дьяволу. Я впал в полусознательный, затуманенный алкоголем сон, от которого Лизель разбудила меня несколькими часами позже.
— Эрнст! — Я открыл глаза и попытался сфокусировать взгляд на моей жене, ещё не переодевшейся в домашнее. Она трясла меня за плечо, снова вызывая тошноту. — Очнись, ради Бога! Ты меня до смерти напугал, когда я нашла тебя вот так на полу! И это после того, как я чуть не споткнулась о пистолет в спальне! Что ты такое натворил?!
Я только покачал головой, пытаясь сесть с помощью Лизель, и попросил её налить мне воды. Она наполнила стакан прямо в ванной, я выпил его залпом и беспомощно на неё посмотрел.
— Лизель, я убил его. Доллфусса. Это был я, я это сделал, — признался я в своём самом страшном грехе, надеясь, что может хотя бы её осуждение поможет мне избавиться от моей тяжкой ноши. Разве не так проповедовал наш священник, когда моя мать водила меня в церковь каждое воскресенье против воли моего отца? Да, добрый и милостивый отец Вильгельм так и говорил, когда учил нас: покайтесь в своих грехах и сквозь тьму вы найдёте путь к спасению.
— И что? — Вместо ужаса и шока, что я ожидал увидеть на лице моей жены, было только недоумение. — Ты ведь затем и поехал в Вену, разве нет? Чтобы убить его?
— Нет! — Я отпрянул от неё, не веря её спокойствию. «Да что такое сегодня со всеми творилось? Они что, сговорились все вести себя так, как будто их не ужасало содеянное мной?» — Я только хотел, чтобы он подписал отставку. Я и не думал его…
Я отчаянно затряс головой в подтверждение моих слов.
— Ну что ж… Я просто всегда думала, что это и было твоей целью. — Лизель пожала плечами, все ещё не выказывая никаких эмоций, какие были бы свойственны любой женщине в её положении, особенно которая только что узнала, что её муж убил человека. — Ты всегда говорил, Доллфусс то, Доллфусс это… Ну я и подумала, что ты хотел его убить. Как бы то ни было, ты сделал огромное одолжение всем австрийцам. Наверху теперь попытаются установить какое-нибудь временное правительство, но так как Доллфусс и его ненависть к нашей партии и фюреру больше не стоят на нашем пути, это всего лишь вопрос времени, когда две наших великих нации объединятся под одним флагом.