Я смотрел на неё в неверии, не видя ничего кроме фанатического огня в её глазах, появлявшегося каждый раз, как она говорила о фюрере или партии.
— Ты все правильно сделал, — продолжила она с пугающей улыбкой на лишенном эмоций лице. Когда она попыталась взять мою руку в свою, я быстро выдернул пальцы из её ладони. — Для нашей Родины. Я очень тобой горжусь.
Лизель встала и протянула мне руки, помогая мне подняться.
— Переодевайся и иди вниз. Мама и папа скоро будут дома, и я приготовлю нам отменный праздничный ужин.
— Праздничный? — переспросил я свою сияющую жену, следуя за ней из ванной, неуверенный, что я правильно её расслышал.
— Ну конечно, — весело отозвалась она, спускаясь по ступеням вниз. — Мой муж — настоящий герой. Я убеждена, что когда фюрер об этом услышит, он непременно наградит тебя за твою верность. Можешь себе представить, а вдруг он прямо сейчас говорит с кем-нибудь о тебе? Ах, как замечательно!
Я споткнулся о последнюю ступеньку, но вместо того, чтобы проследовать за Лизель на кухню, я прошёл прямиком к двери, подальше от неё.
— Эрнст! Ты куда? — позвала она меня.
— В церковь, — ответил я едва слышно и выскочил на улицу, прежде чем она смогла меня остановить.
Глава 15
— Я должен был остановить это — преследование церкви, — я тихо сказал доктору Гольденсону, единственному армейскому психиатру, которому большинство из нас, обвиняемых, доверяло. Геринг был прав, заметив, что Гольденсон редко говорил сам, позволяя нам брать долгие паузы, когда мы не находили правильных слов, не подгоняя, не предлагая собственных выводов, а просто слушая, как он делал это сейчас. — Я должен был искупить свои грехи.
— Какие-то определённые грехи вы имеете в виду?
Я сидел какое-то время уставившись в пол не мигая — привычка, от которой я в последнее время не мог избавиться — а затем покачал головой с мягкой улыбкой.
— Нет, доктор. Те грехи слишком стары, чтобы вы нашли их интересными, да и не имеют они никакого отношения к тому, за что меня здесь судят. Я согрешил против самой церкви. Это никоим образом не связано с официальным преследованием церкви, или лагерями, так что вряд ли вам будет это интересно.
— Да нет же, вы ошибаетесь. — Он поспешил убедить меня в обратном. — Мне интересно всё, что вызывает у вас сильную реакцию. Крайне важно оговорить такие вещи, чтобы избавить себя от этих негативных эмоций.
— Я боюсь, я уже совершил эту ошибку, когда доверился одному человеку, доктор. Это не очень хорошо закончилось, — ответил я как можно вежливее, в то же время твёрдо обозначив, что я не хотел распространяться на данную тему.
Он не настаивал, как обычно.
— Ну что ж, полагаю, тогда это все на сегодня, — сказал он, вставая и собирая свои записи. — Я зайду через несколько дней. Дайте знать, если вдруг захотите об этом поговорить. И удачи с вашим слушанием. Я слышал, вас следующим вызывают.
Я кивнул и пожал ему руку, хотя и знал, что никогда больше не совершу такой ошибки — признаться кому-то в моих страшных тайнах. То, что случилось с отцом Вильгельмом после того, как я поверил ему свой самый большой секрет, все ещё перетягивало моё сердце болезненным шрамом. Я опустился обратно на кровать и погрузился в воспоминания.
Тот вечер был безумно жарким, удушливым даже, когда я вбежал в церковь, глотая воздух и ища спасения от жара, бушующего и снаружи, и у меня в душе. Я схватил женщину, что отчищала воск с алтаря, за руку, и начал умолять её найти и привести ко мне отца Вильгельма из его комнат. Как только она поспешно убежала, явно напуганная моим взволнованным состоянием, я сел на деревянную скамью в первом ряду, нервно дергая ногой и стараясь держать голову как можно ниже от огромного распятия, чьё подавляющее присутствие только добавляло ужаса моему потерянному разуму.
Не знаю, было ли это из-за влияния моего отца или же от моей собственной лени и высокомерия, но я совершенно забросил церковь и не посещал мессы уже в течение пятнадцати лет. Я всегда был благодарен отцу Вильгельму за неоценимую поддержку, что он оказал мне когда мой отец сражался на войне; однако, переезд в Грац на время учебы, а затем и адвокатская практика здесь, в Линце, моя политическая деятельность и, нужно признать, довольно беспорядочная личная жизнь не оставляла мне достаточно времени, чтобы посещать дом Божий. Когда пришла необходимость найти священника, который поженил бы нас с Лизель, мой выбор естественно пал на отца Вильгельма, который выказал искреннюю радость по поводу такого события, вернувшего ему наконец его блудного сына. Мы провели почти три часа за беседой в день, когда я пришёл спросить его о церемонии, а заодно обсудить всё произошедшее со мной за это время.