Учитывая отсутствие средств на подготовку к зиме, прошу дать указание ускорить решение вопроса по возмещению расходов района австрийской стороной согласно имевшимся договоренностям, а также выделить Петроградской райадминистрации дополнительный беспроцентный кредит в размере 500 миллионов рублей".
"Да уж, пусть выделят, а куда их деть, мы и сами найдем", - подумал Кошелев, подписывая письмо.
1.31. ПЕРЕСТАНОВКА МЕСТ СЛАГАЕМЫХ: НИЧЕГО НЕ МЕНЯЕТСЯ?
Они уснули сразу, тесно прижавшись друг к другу. Петр даже не заметил той границы, после которой провалился в беспамятное нечувствие. Но спустя какое-то время на губах возникло ощущение томящей, упоительной сладости. Еще не осознавая реальности, Петр целовал обращенное к нему лицо и обнимал Иру все крепче и крепче. Она только слабо вздохнула, когда он, так и не проснувшись, вошел в нее с силой и нежностью, никогда не испытанными прежде.
- Господи, уже утро, - Ира взглянула на едва посветлевшее окно. - Мама опять будет ругаться, что пришлось рано вставать. И Коля не любит, когда не я собираю его в школу.
Петр хотел было снова заговорить о женитьбе, но промолчал, подавив раздражение и обиду. Она всякий раз на его предложение уводила разговор в сторону. По ее обмолвкам Петр понял: не считает его подходящим мужем.
- А где же мы будем жить? - как-то спросила она.
- Как где? Здесь! - удивился Петр.
- Но это же не только твоя квартира. Вдруг жена вернется? Куда мы тогда денемся - обратно на Зверинскую?
Петр объяснял, что Катя ни за что не вернется в Россию, но чувствовал, что говорит неубедительно. К тому же в глубине души он боялся совместной жизни с чужим и враждебно настроенным ребенком. Он постоянно чувствовал ожесточенность и недоверие ее сына и не знал, как их преодолеть.
Наскоро выпив чая, Ира ушла. Петр долго слонялся по квартире, раздумывая, не поспать ли еще. Но сон не шел. Рассеянно побрившись и прожевав бутерброд с водянистой и безвкусной колбасой, Петр оделся и пошел на работу.
По дороге задумался о статье, которую писал накануне. Что-то его тревожило. Уже подходя к редакции, понял: Собчак получался барином, раздающим государственные деньги подчиненным. Он вышел плохим, очень плохим персонажем, так что шансов напечататься не было. Конечно, можно было тайком и хитростью вытолкнуть материал на полосу. Но Петр понимал, что на следующий же день его выгонят из газеты.
- К тебе пришел я, друг мой, на прием, чтоб выслушать совет о гадком положенье, - сказал он, зайдя в кабинет Чернова.
- С таким слогом тебе у нас делать нечего, пора переквалифицироваться в стихотворцы, - ухмыльнулся тот.
- Неуч ты позорный, "Фауста" надо знать, Гете.
- Да уж куда нам! Чукча - не читака, чукча - мало-мало писака...
- Кроме шуток, Алеха, кроме шуток, посоветуй, что со статьей делать.
- А то сам не видишь. Непроходная! Сегодня пропущу - завтра на улице. Завтра напечатаю - послезавтра на панель! Выйдем стройными рядами: ты, я, Андрюха Петров, а во главе - Ефремов. Главный редактор, их превосходительство, лично поведет свои стальные перья в ближайший Центр занятости! Ставить безработных на вечный учет.
- Безнадежно?
- Ну, какой-то ход можно придумать...
- Какой?
- А что, если оттолкнуться от задачи? Тебе кого заказали? Кошелева? Где место события? У того же Кошелева, в Петроградском районе. Он там всему голова, значит - кто главный герой?
- Не светится он в этой истории, - сказал Петр. - Совсем не светится. Ни в одном документе про него ни слова. Нигде, понимаешь, нигде он не просматривается.
- Так ты же сам пишешь, что первые лица специально подставили своих заместителей. Вот пусть Кошелев в этой роли и заиграет.
- Как же он заиграет, если его вообще нет?
- Рассуждаешь, как зеленый юнош! Если нет, но надо, то, значит, должно бы ть! Всего десять фраз заменишь - и вот он, здравствуйте, пожалуйста. И, вообще, я тебя не пойму: раньше ты милягу Пал Константиныча первым душегубом и людоедом разрисовал, да так, что его без всякого следствия под суд народов отдавать надо. А теперь чуть-чуть мазнуть боишься.
Петр не мог объяснить Чернову, почему так уверен в непричастности Кошелева. Вчера он показал Алексею все документы, кроме одного - итоговой справки. В ней Кошелев даже не упоминался. А показывать справку Петр не хотел, чтобы никто, даже Чернов, не подумал, что статья написана фактически под диктовку милиции.
- Ты прав. Так действительно статья пройдет. Но Кошелев Собчака не заменит. Не тот уровень, - поколебавшись, сказал Петр.
- Да кто будет глядеть на твой уровень?! - закричал Чернов. - Главное, логику сохранить и фактуру. Ты же не Собчака уродом выставляешь, а этого, как его, Кравцова. А в верхах такие заморочки. Наверняка Кравцова не все любят. А мэру это даже понравится - чужими руками кого-то подставить. Я так чувствую!
К середине дня Петр убедился, что другого выхода нет, и очень быстро выправил статью. Кошелев вписался в текст как многозначный и зловещий персонаж. Между строк явственно проступали контуры интриги: действующий агент КГБ Кошелев оплел паутиной заговора городских чиновников, чтобы опорочить избранного и любимого народом мэра.
- Да, заговор! Заговор против мэра и демократии!- увлекшись, вслух говорил Петр. - Заговорщиков из КГБ - под суд народа!
От изменений статья только выиграла. Все сюжетные линии начинались и завершались с безупречной логикой. Сенсация! Получалась сенсация!
"Таким людям, как Кошелев, нечего делать в органах демократической власти. Их место - работа на лесоповале и рытье траншей на стройках народного хозяйства", - совсем потеряв чувство меры и стиля, закончил статью Петр.
* * *
В Москве мела колючая, злая метель, но на четвертом этаже уродливого, кубической формы, здания Министерства внутренних дел на Житной улице было тепло и безлюдно. До назначенного на восемь часов вечера доклада еще оставалось время, и главный помощник-консультант министра, генерал-майор Калинин наслаждался тишиной и покоем. Он любил эти вечерние часы, когда молчат телефоны и никто не требует документов, которые были срочно нужны еще вчера.
Покрывшись красными пятнами, Ефремов открыл какой-то пузырек. По комнате пошел резкий запах валерьянки.
- На сегодня все, - поморщившись, сказал он.
Расходились притихшие. Все заметно сторонились Петра, никто с ним не заговаривал.
- Что же ты не предупредил? - упрекнул Петр Чернова, когда они остались вдвоем.
- Я и сам не знал. Вчера на редколлегии о тебе почти не говорили. Этот хмырь из мэрии похвалил твой вчерашний материал. Сказал, что версия о заговоре КГБ против демократии очень актуальна. И все! О твоем повышении и речи не было. В общем, полный бред! Кстати, с тебя причитается, ухмыльнулся Чернов и достал из стола два стакана. - Будь здоров, начальничек!
Выпили еще, и в голове зашумело.
- Все, хватит, - сказал Петр, круто посолив кусок хлеба. - После болезни никак не войду в форму.
- Зазнался, Петруха! Уже с подчиненными посидеть зазорно?
- О чем ты? - удивился Петр.
- Так ты теперь как бы мой начальник, - объяснил Чернов. - Привыкай!
Вернувшись к себе, Петр вскипятил воду и насыпал три ложки растворимого кофе. Тяжелый хмель отошел, но сильно и с замиранием забилось сердце.
Посидев и полистав свежие газеты, Петр открыл блокнот. На сегодня было два дела: связаться с Пайкиным по поводу интервью и суд о восстановлении Кошелева.
- Поеду в суд, а к Пайкину - после, - решил Петр.
Заверещал смольнинский телефон.
- Петр Андреевич, я пока буду старую "Волгу" подавать, без радиотелефона. Вы уж потерпите немного. Через неделю с завода две новые машины придут. Одну я вам точно обещаю, - раздался в трубке грубоватый мужской голос.
- Какая "Волга"? Вы кто? - удивился Петр.
- Я - начальник гаража. Управделами разнарядку спустил - за вами закреплена машина на две смены, в выходные - дежурная. Скажите, куда сейчас подавать, а на завтра напишите водителю адрес и во сколько.