- Один: проплатить деньги в бюджет.
- Тебе тогда ничего не перепадет...
- Что ж тут поделаешь?
- Допустим, деньги проплачены. Это гарантия, что все будет тихо?
- Гарантия только моя. За других не отвечаю.
Вадим задумался, помешивая ложечкой кофейную гущу.
- Хорошо, на том и порешили. Как ты сказал, так и доложу. А напоследок вот что: "Дурак ты, дурак!" Сам с носом остаешься и меня подкосил. Впрочем, я особо и не рассчитывал. - Заленсков встал. К себе в номер он Петра больше не приглашал.
2.11. КО ДНЯМ ДВУНАДЕСЯТЫМ СШЕЙ МНЕ, СЕСТРИЦА, БЕЛУЮ ОБНОВКУ
Странная пора наступила в жизни Петра Рубашкина. Он приходил в редакцию ранним утром, а уходил последним, вместе с дежурным. С ним никто не заговаривал, и он целыми днями сидел в пустом кабинете, перебирая номера телефонов в старых записных книжках. Кому-то приходилось напоминать о себе, с другими он бодро договаривался о встрече, наверняка зная, что не увидит знакомого иначе, как случайно. Несколько дней он разбирал накопившиеся за долгое время бумаги. Потом без разбора свалил все в мешок из дерюги и вынес на задний двор. Писать Петр пробовал, но фразы выходили рыхлыми и бессмысленными: тема не находилась. Он чувствовал, что все вокруг остановилось и безмолвно застыло. Такое ощущение, будто с разбегу влетел в комнату, обитую ватой и войлоком.
Каждый вечер он смотрел новости по пятому, городскому, каналу. На экране еще мелькал Собчак. Его люди - Кудрин, Путин и другие - один за другим переводились в Москву, где вовсю праздновали победу Ельцина. Но бывшего мэра вспоминали все реже; телевизионное пространство постепенно занимал новый губернатор. Судя по содержанию сюжетов, в кабинетах Смольного кипели страсти. На руководящие должности приходили новые люди. Каждое назначение Петр воспринимал, как будто оно касалось его лично. Он не удивился, когда Витя Журавлев получил должность начальника секретариата, а Щербаков, Артемьев и Яцуба стали вице-губернаторами. Он ждал, что Игорь Сидоров останется пресс-секретарем, но на это место пришла Света Иванькова из ИТАР-ТАСС. Петр про себя одобрил: "Она маленькая и хорошо смотрится рядом с губернатором".
Теперь Петр жалел, что отказался от предложения Яковлева работать в администрации. "Может быть, еще не поздно попроситься, Владимир Анатольевич не откажет", - подумал он и решил позвонить Яковлеву. Но ему всякий раз отвечали одно и то же: "Губернатор занят, губернатор на совещании, губернатор уехал". Скорее всего, о Петре просто не докладывали: для секретарей он был одним из многих, кто домогался приема. Только Журавлев наверняка бы помог, но его не было ни дома, ни на работе. В конце июня у Петра отключили спецсвязь, а дозвониться по городскому телефону было невозможно.
Все это время он пил, пил в одиночку и понемногу, не доходя до беспамятства. Как-то Петр не удержался и заглянул к Чернову. На столе громоздились бутылки пива, а вокруг собралась старая кампания.
- Ба, глядите - к нам корифей пожаловал! - воскликнул Машков. С приходом Петра разговор увял. Он втиснулся между Черновым и Кокосовым, но вскоре ушел, чувствуя себя чужим и лишним.
По дороге домой зашел в кафе. Оно открылось недавно, но облупившиеся стены, изрезанные пластиковые столы и немытый пол - все напоминало закусочную прошлых лет, где-нибудь на окраине. Под стать были и посетители. Кое-кого Петр знал, с некоторыми выпивал. Как ни странно, но здесь он почувствовал себя спокойно.
Закусывая привычные сто граммов, Петр прислушался к разговору за соседним столиком. Спорили о политике.
- Собчак смел с теми, кто не мог ему и слова сказать, а на Яковлеве зубы сломал. Так ему и надо! - рассудительно говорил Саша, бывший фрезеровщик с "Электросилы".
- Хрен по барабану! Что Собчак, что Ельцин, что другой какой. А мне и при коммуняках непыльно. Фановая труба - она и в Африке труба, - громко возражал Чича. Он был замечателен тем, что умел виртуозно выпрашивать в долг и никогда не отдавал.
- Кто бы ни вылез, а нам лучше не будет. Одни нахапали, теперь другие пришли, - вставил кто-то незнакомый.
- А ты что скажешь, писатель? - спросил Чича, заметив Петра.
- Мне все равно, хоть не расти трава. - Петр хотел пошутить, но неожиданно понял, что сказал то, что действительно думал: ему и вправду было все равно.
- Ребята, писатель - наш человек. И давай, не будь жмотом - ставь! Людям поддать пора, - обрадовавшись, закричал Чича.
Петр уже собирался уходить, но передумал и пошел к стойке. Взяв две бутылки, он сел за их столик.
- За что выпьем? - спросил Саша, когда Чича разлил водку по стаканам. Помолчали, потом Чича тыкнул пальцем в окно: "Видите, собака бежит?" Поджав хвост, через дорогу семенил большой черный пес.
- Ну видим, и что? - спросил Петр.
- Вот так и мы: умрем, и никто не вспомнит! - воскликнул Чича и, многозначительно насупившись, поднял стакан. Остальные потянулись, над столом глухо звякнуло, и плеснувшая через край водка вылилась на руки.
Когда все допили, Петр поднялся, чтобы взять еще, но Саша тяжело придавил его к стулу: "Погоди, теперь моя очередь!"
Откупорив бутылки, он налил всем по самый краешек и мрачно произнес:
- Дружба всего дороже, а остальное - чешуя!
- Да, да, за дружбу, - поддержали остальные.
- Скалы разрушает ветер, а дружбу - неправильные поступки, запинаясь, вымолвил Петр.
За полночь буфетчица закрыла дверь изнутри и села рядом.
- Я водку не пью, только шампанское, - сказала она, прижавшись плечом к Петру.
- И почему все женщины любят шампанское? - спро сил он.
- Вкусно! Особенно полусладкое.
- Тогда неси на все! - Петр выгреб из карманов последние деньги.
Утром он проснулся от знакомого шума: в ванной лилась вода.
- Ира! - закричал он, но радость тотчас погасла. В дверях стояла совсем другая женщина. Она зябко куталась в его халат; Петр никак не мог ее вспомнить.
- Сколько твердила, что я - Марина, а ты так и не запомнил, - грустно сказала она.
- А что было? - невпопад спросил Петр.
- А ничего и не было. Лег и сразу отключился - даже не поговорили.
* * *
После обеда позвонила Света Иванькова.
- Надо поговорить - я сейчас приеду. Ты свободен? - выпалила она.
- Приезжай, - нехотя согласился Петр. У него болела голова, во рту было сухо и мерзко. Спохватившись он добавил: - Захвати по дороге бутылочку пива. Любого, какое будет.
Света приехала очень быстро.
- За что ты не любишь нашего Павла Константиновича? - спросила она с порога.
- Кошелева? Почему же не люблю? Милейший человек, за что его не любить? - откашлявшись, сказал Петр. - Кстати, как его дела?
- Губернатор восстановил его в прежней должности. Работает.
- Щит и меч ему в руки, - буркнул Петр, допивая пиво. Он чувствовал освежающую прохладу каждого глотка и застыл, ожидая, когда отлетит похмельная тяжесть.
- А говоришь, что хорошо относишься...
- Я этого не говорю! Как можно хорошо относиться к гэбисту, который моих друзей сажал? - возмутился Петр.
- Все это в прошлом, а ты - просто маньяк! - раздраженно сказала Света.
- Выходит, всех простим и все забудем? Будь моя воля, я бы их на лесоповал, в тундру. Или - к стенке! К той, что за мусорным бачком.
- Жаль, что ты так настроен. А я хотела, чтобы ты нам помог.
- Я не отказываюсь, но при чем Кошелев?
- Он сам просил с тобой встретиться. Сказал, что только ты можешь сдвинуть дело с мертвой точки...
- Какое дело? - удивился Петр.
- Он обещал губернатору, что вернет деньги за ремонт Австрийской площади. Это очень важно. Ты же знаешь: в бюджете - пусто.
- Что же я могу сделать?
- Съезди к Кошелеву, только ради Бога не заговаривай о лесоповале. Он все расскажет, а ты напиши статью. Павел Константинович уверен, что это расшевелит австрийцев.
- Да он меня и на порог не пустит! - воскликнул Петр.
- Пустит, пустит, я гарантирую. Кошелев всюду говорит о тебе только хорошее.
- Хорошо, я позвоню и завтра поеду, - согласился он.
Света тотчас же стала прощаться. Петр вышел с ней и направился в магазин. Бутылка пива только усилила жажду. Очень хотелось выпить.