— Рапорт?
— Конечно. За строгий выговор с занесением в личное дело.
Младший лейтенант присвистнул:
— Это за что?
— Вы ещё спрашиваете! Служебное имущество в виде особопрочного жилета и костюма Вы испортили, смею заметить, в который раз. Вверенный Вам «Руссобалт» преступно бросили хрен пойми где, на нём гвоздём член нацарапала какая-то паскуда. Всех ценных свидетелей перебили к чёрту. Хорошо хоть группа Спрута сработала профессионально и двое агентов Йозефа всё же у нас, но толку с них... Да и сам австриец, курва его мать, ушёл, облава по всей Москве ни черта не дала. А с утра мне пришлось принести официальные извинения от лица разведывательно-контрразведывательного главе района за устроенный Вами пожар в частном секторе... Так что строгий выговор с занесением в личное дело и удержка из жалованья двацати пяти рублёв.
— Вот так на Руси чтят героев...
Полковник хмыкнул:
— Ладно, не дуйтесь. За Неизвестнова я Вам также благодарность выписал и премию в сумме штрафа. Тут Вы хотя бы не облажались. В отличие от отдела кадров, ядрить их всех поленом.
Шлаевский улыбнулся. Взял с тумбочки яблоко из принесённых Полевым запасов, принялся аппетитно хрустеть фруктом.
— Рихтер, что за шоу Вы упомянули?
— Полевой Вам не сказал? Вы в первых рядах на казнь Неизвестнова на той неделе. Будет откалывать джигу в петельке, как и полагается предателям.
— Ну и юмор у Вас, конечно, шеф.
Глава контрразведки гортанно рассмеялся. Докурил, метнул окурок в окно, взял себе тоже яблоко с тумбочки и, отдав честь подчинённому, удалился восвояси. Спустя пару минут издалека до Михаила снова донеслась ругань полковника и санитарки. Младший лейтенант улыбнулся: похоже, этой парочке просто нравилось материть друг друга и угрожать трибуналом за нарушение инструкций...