об опыте Юрия Рериха… Тогда в дневниках он ещё написал, что с того момента началось его
знакомство, а позднее и сотрудничество с Махатмами Химавата… Помнится, после он утверждал, что даже побывал в Шамбале, которая находится в Танг-ла… Интересно, где это? Наверно, в районе
Кайлаша или южнее… А меня пригласят … в Шамбалу? Ну не сейчас, понятно, а когда-нибудь?
Вообще, моё теперешнее состояние очень напомнило мне озарение на Селигере, когда покой
снизошёл на душу и я почувствовал силу. Так и теперь – спокойствие и уверенность. Понял я, что, даже если никогда не увижу Махатм и не услышу этого чудесного голоса, я всё-таки не буду
сомневаться в Их существовании и в участии Их в моей жизни. Они есть, и Они обо мне знают. А
дальше всё зависит от меня.
Так, сидя в номере, я обрёл совершенный душевный покой, и ни тени сомнений не появлялось более
во мне. Я понял, что нужен был здесь и что приехал не зря. Что будет дальше? Я не сомневался, что
что-то да будет.
Примерно перед обедом в мою душу вдруг ворвался вихрь торжественности и почитания Махатмы.
Я понял вдруг, сколь Он высок в своей святости и всепланетности, другого слова и подобрать трудно.
В этот момент ярчайшего осознания Его значения и значимости я боковым зрением увидел, что в
комнате есть, кроме меня, кто-то ещё. Я быстро завращал головой, пытаясь увидеть, кто именно
стоит у меня за спиной, но изображение как бы растворялось. Я видел и не видел одновременно.
Вместе с тем, создавалось впечатление, что я вижу невысокого тибетца, коренастого и улыбчивого, в тёмно-красном, типичном для монахов, одеянии. Я понял, что он стоит рядом и именно его
посещение вызвало во мне такую бурю чувств. Было открытием знать, что эти чувства принадлежали
ему, а не мне. Это он так чувствовал, а в меня эти чувства перетекли, как, бывает, перетекает вода из
одного сосуда в другой, если ей никто не мешает. Видимо, он поделился со мною своими чувствами
и смотрел, приму ли я такое же отношение, не стану ли ему сопротивляться.
Это некое испытание на созвучие миру Махатм. Если сердце моё созвучит в унисон – значит, 27
оно тут же примет все их чувства как свои собственные. А если нет, если я притворялся, или был
неискренен, или в сердце затаил нехорошее, то чувства эти, конечно же, не пролились бы в меня
как водопад. Это мне стало ясно тут же.
Улыбнувшись, я приложил руку к груди, немного поклонился как бы вбок и так в поклоне и застыл.
Вдруг в моём сознании прозвучала мысль, яркая, как вспышка солнца в тёмной комнате, где
внезапно отворили ставни ярким солнечным днём: «К вечеру будь один и в покое. Он придёт».
Всё естество моё задрожало от радости, и я тут же проникся глубочайшей благодарностью к этому
вестнику. То, что это он и был, не вызывало у меня и тени сомнения. Впечатления от его посещения
были столь ярки, что вся моя жизнь казалась мне более блеклой, чем эти минуты общения. Что-то
настоящее было в нём – более настоящее, чем жизнь человека, и это придавало нечеловеческую
уверенность во всём происходящем.
До вечера я не ходил, а летал от счастья.
Около семи часов вечера, сделав все земные дела, я сидел в глубоком сосредоточении и ждал. Не
может быть, чтобы ничего не произошло. Уверенность в наступающем событии была столь велика, как если бы это было не нечто из ряда вон выходящее, а происходило со мною уже не раз, и я уже
даже успел привыкнуть к этому. Но не привычка, а уверенность в правдивости наполняла меня. Это
как преданность к Жизни, к которой посчастливилось прикоснуться.
И вот наступил момент, о котором и было сказано, – Он пришёл.
На что это похоже?
Трудно сказать. Как если бы всю жизнь ничего не знал, а тут вдруг стал понимать многое. Как если
бы никогда не видел, а тут вдруг стал видеть. Или был глух, а тут звуки стали ясно доноситься до
слуха… Вот как к этому отнестись и как описать тем, кто продолжает не видеть и не слышать?
Так и здесь. Всё существо моё утончилось так, что, хотя Его бестелесная фигура и не была видна
моему физическому взгляду, я чётко знал, где он стоит, как выглядит, и даже его взгляд был вполне
ощутим, как если бы это был взгляд физического человека. Так вот кто наблюдал за мною всё это
время!
Но не это наполняло меня. Чувства, гораздо более сильные, чем в момент утреннего посещения
улыбчивым монахом, бушевали во мне. Как их описать?
Можно сказать так: темя моё вдруг разверзлось, и я самим существом своим стал видеть звёзды. И