вращении; Оно дробит днем и ночью. Неценные отбросы отделяет оно от золотого зерна, мякину –
от чистой муки. Рука Кармы направляет колесо; его обороты отмечают биение ее сердца.
Истинное знание – мука, ложное знание – мякина. Если хочешь ты питаться хлебом Мудрости, замеси его на чистых водах бессмертия (Amrita). Если же замесишь ты отбросы на росе иллюзии
Maya, приготовлена будет тобой лишь пища для черных птиц смерти, для птиц рождения, разрушения и скорбей».
Так вот, эту борьбу я стал вполне реально наблюдать в самом себе, чётко понимая, что является
тленными отбросами, а что – золотым зерном.
Это ощущение Руки на чувствах держалось потом очень долго, около года.
Я понимал, что эта Рука – нечто мудрое и сильное, но, вместе с тем, не моё, но внешнее, помогающее.
Откровения продолжались каждый вечер. Я уже привык к этому ритму. Неважно, шёл ли я по улице
или сидел в номере, подходил тибетец, напоминал о вечернем посещении и растворялся.
Наступал вечер, вместе с ним в мою душу врывалось знание Беспредельности, возможности
моего сознания расширялись безмерно, и где-то в глубинах моего «Я» рождалась способность
воспринимать этот новый, удивительный Мир ещё глубже.
Вот уже я знал, что мысли бывают имеющие форму, а бывают – формы не имеющие.
Вот уже я мог внутри себя отличать мысли свои от мыслей других так же легко, как сказанные слова.
Вот уже осознаю я, что океан Истины существует, что он вполне материален и что можно черпать
из него даже без книг.
Вот уже понимаю я, что мир Махатм держится равновесием, суть которого – в том, чтобы, не
удаляясь от людей вообще, стараться ни в коем случае не приближаться ближе дозволенного
29
Законом. И я знаю этот Закон и вижу, что можно, а что нельзя – я знаю это так, как если бы моё
Знание родилось вместе с этим мудрым и безграничным Законом, распространяющимся через все
миры и через любые ситуации.
Многое, многое такого, о чём даже и рассказать нельзя, стал понимать я так же чётко, как таблицу
умножения. И даже когда Беспредельность таяла во мне, я не переставал знать так. Исчезая, часть
её всё-таки оставалась и в моём человеческом уме, и многое из того, что я знал чётко в момент
Откровения, я помнил, хоть и смутно, во всё остальное время своей жизни. Так знание Махатм
перетекало в меня, как в кувшин набирают воду.
Вместе с тем, ощущение счастья и безмерного покоя стало день ото дня всё больше и больше
наполнять мою душу. Как расплавленный воск заливают в формы, так и меня переполняло счастье
от близости океана Мира Махатм. И чем больше я постигал, тем безмернее становилось это счастье.
Вообще с едой были проблемы, и серьёзные. Буддисты, они, конечно же, буддисты, но мясо
любят больше христиан. Найти в ресторане безмясное блюдо было равносильно подвигу. «Фрайд
потейто», жареная картошка, – это, пожалуй, единственное блюдо. Что оно собой представляло: картофель, наструганный на тёрке длинной соломкой, обданный горячим маслом. В общем, сырой
картофель с маслом. Большие, как уши, китайские грибы. Рис в любых количествах и вариациях. На
этом – всё. От риса изжога становилась просто нестерпимой.
Солнечное сплетение ломило почти не переставая, от этого все внутренности были, как раскалённой
кочергой, обожжены. На опалённых слизистых уже заселилась враждебная микрофлора, враждебная даже к патогенной российской, это я помнил ещё из курса микробиологии. Так что без
антибиотиков мне было явно не обойтись.
Но каждый вечер приходил Махатма, и солнечное сплетение от этого продолжало опалять собой, как солнце планеты, органы брюшины. Но если бы меня спросили, готов ли я и дальше терпеть боль
и неудобства, я бы с радостью согласился, да и вообще, пожелал бы отсюда не уезжать. Волшебство
Беспредельного Знания продолжалось, и ничего прекраснее в жизни представить было нельзя. В
Лхасе воздействие Махатмы стало не таким мощным, оно как бы потеряло в силе и интенсивности, но Знания продолжали литься рекой в моё распахнутое сознание.
С крыши отеля хорошо был виден город. Потала и площадь перед ней, с другой стороны отеля –
древний монастырь, самый влиятельный и могущественный не только в прошлом, но и в настоящем.
Оставалось несколько дней до отъезда, и надо было успеть всё осмотреть. Потала впечатляла
– и мощью крепостных стен, и высотой зданий, и богатством убранства, и старинной культурой, из которой, как я слышал, развились все европейские культуры. Площадь перед Поталой своим