радикулитом. За полчаса, отведённые всем нам для опытов, мне удалось вылечить его радикулит, да так, что он почувствовал себя помолодевшим лет на двадцать. Это было удивительно мне, удивительно ему, но больше всех удивительно нашему тренеру. Этот милиционер был давнишним
другом нашего руководителя, который, будучи доктором, неоднократно пытался вылечить его, но
каждый раз безуспешно. А тут у меня все получилось с первого раза.
7
Вторым моим пациентом тренер назначил молодого человека, который несколько лет назад в
драке был так сильно избит, что половина его лица потеряла чувствительность и была значительно
бледнее другой половины. На глазах у изумленного народа за каких-то двадцать минут я восстановил
чувствительность лица, и кожа порозовела.
И вот как-то после тренировки тренер взялся проводить меня, чтобы по дороге пообщаться наедине.
После разговоров на отвлеченные темы он сообщил мне страшную тайну. Оказывается, кроме
всего прочего, тренер занимался еще и ритуальной магией. Он предложил мне присоединиться к
его группе. Это было модно. Но я, увлечённый мистическим христианством и боготворящий Исаака
Сирина, был в шоке от такого предложения и перестал ходить на тренировки.
Но неужели тренер, этот властолюбивый человек, увидевший во мне потенциально идеальный
инструмент для достижения своих целей, мог отказаться от представившегося ему случая? Конечно, нет. И он использовал магию, чтобы прибрать меня к рукам.
Россия, декабрь 1994 года
Началась зима, и город замело быстро и тихо. Белые сугробы вызывали радость и воспоминания
о чём-то чистом: о каких-то горах или горных лесах, где свет солнца отражается на снежном
насте, играя миллионами искр, слепя неосторожных путников.
Занятия в медицинской академии шли своим чередом, был уже третий курс.
В тот вечер у мамы был день рождения, и гости до часу ночи пили, ели и веселились, пели застольные
песни и долго не хотели уходить.
Когда наконец почти все разошлись, оказалось, что кто-то из близких друзей останется на ночь у
нас. Места хватало всем, и вот уже дом погрузился в мерное сопение подгулявших людей.
Заснул и я.
Это был не сон, я точно знаю.
Душа моя вылетела из меня и стала осматриваться. Я летел над полем, по краю леса.
В подлунном мире снег искрился не как на солнце, и глубокие тёмно-синие тени деревьев
покрывали часть снежной целины. Наст был плотным, несмотря на начало зимы, и снег волнами
больше напоминал застывшее море, чем занесённые поля.
На краю поля, у стены высоких елей, стояла одинокая изба без света. Я почти замер. Открылась
дверь, и из избы вышла женщина лет пятидесяти, немного грузная, но не дряхлая. Подперев
руками бока, она посмотрела в небо перед собой, и мне показалось, что она видит меня. Посмотрев
немного, она покачала головой, как бы желая сказать: «Вот что делается-то, а?»
Я хорошо рассмотрел её лицо и мог бы узнать его позже.
Но тут из окружающего меня воздуха вдруг стали образовываться прозрачные смерчи.
Сначала я не обратил на них внимания, но очень быстро они набрали такую силу, что стали уже
влиять на меня, и с каждой секундой всё сильнее.
Вдруг оказалось, что это и не смерчи вовсе, а бесплотные духи воздуха и что сила их велика, и вот
уже они подхватили меня и потянули вниз. Мое бесплотное тело оказалось очень даже плотным
для них: они нашли в нем и руки, и спину и, заломив руки за спину, поставили меня на колени… И
всё это было в воздухе!
Я почувствовал себя совершенно обездвиженным, был не в силах даже поднять голову, и в этот
момент началась белиберда, которую я даже и понять не мог. Через мои скулы и уши хаос этих
воздушных тварей стал проникать в меня, как бы волнами захлёстывая сознание. Это не было
похоже на воду - скорее на подключённые к коже электроды, через которые поступает довольно
сильный электрический ток. Слабый, чтобы причинить боль, но сильный, чтобы затопить собой
сознание. Он как бы слепил и глушил, подавляя способность осознавать окружающий меня мир.
Чем сильнее были потоки, тем ниже мы опускались. Уже давно пройден был уровень земли, а мы
всё ещё погружались в какое-то подземное царство.
И вот душа моя достигла дна, тени продолжали держать меня в согбенном состоянии.
По наивности я обратился ко всем, кто, в моём представлении, мог бы мне помочь: к матери, к
8
друзьям… Их лица были видны мне как бы через окна, покрытые изморозью декабрьской ночи. Но