А мы определенно были неудачниками на нашем следующем лондонском концерте, который состоялся в Hammersmith Odeon 19 октября 1975. Мы играли в первом отделении у Blue Oyster Cult, разогревая для них публику, но от них не получили никакой помощи! Фактически, они полностью сорвали наше выступление. Они оставили нас без саундчека, и это в Одеоне, печально известном своей плохой акустикой! Я заметил, что многие американские группы наплевательски относятся к новичкам на разогреве, как будто хотят уничтожить конкурентов ещё до того, как они встанут на ноги! Британские группы так не поступают — по крайней мере большинство из них — и в том числе Motorhead.
То выступление заработало нам новую репутацию и нашу собственную категорию в опросе «Sounds» за тот год! Мы были номинированы, как «Лучшая из Худших Групп в Мире»! Однако, нам удалось получить контракт на запись в United Artists — они были фирмой Hawkwind и решили не упускать меня, по крайней мере какое-то время. Это было хорошо… вернее, так мы тогда думали. Итак, в конце года мы прибыли записываться на студию Rockfield, расположенную на ферме в Монмаусе (Monmouth), на юге Уэльса. Продюсером должен был быть Дэйв Эдмундс (Dave Edmunds). Дэйв — один из моих кумиров. Он стал известным, играя в Rockpile и как сольный артист, но я знал его ещё по Love Sculpture, его первой группе. Они записали инструментальную версию «Танца с саблями», которая была самой быстрой вещью, которую вы когда-либо слышали в жизни! К тому же с одной из лучших гитарных партий, потому что в то время, как все пытались ускориться колёсами, Дэйв уже был быстр.
К сожалению, Эдмундс записал с нами только четыре трека: «Lost Johnny», «Motorhead» (песни, которые я написал ещё в Hawkwind), «Leaving Here» (превосходная песня Эдди Холланда (Eddie Holland) — её играли The Birds в мои манчестерские дни) и «City Kids» (вещь Pink Fairies, написанная Ларри). Потом Дэйв был подписан на Swan Song, лейбл Led Zeppelin, и его сняли с нашего проекта. Это было очень плохо, потому что мне действительно нравилось работать с ним — он был словно один из нас. Я вспоминаю, как однажды ночью, когда мы слушали записанные треки, Дэйв встал и сказал: «Извините». Он вышел из комнаты, проблевался, потом вернулся, сел и продолжил. Мы часто находили его спящим за пультом, в то время, как лента давно перемоталась и из динамиков шёл один фон. Ещё Дэйв помог мне привести в порядок мою гитару. Одна из струн постоянно соскакивала с колка. Это такие штуковины, на которые крепятся струны наверху грифа. Дэйв сказал мне: «Всё, что тебе нужно — скобка над струной рядом с колком. Иди за мной». И мы залезли в окно кладовой на этой ферме, чтобы раздобыть дрель. Потом он сломал старую гитару, взял с неё скобку, высверлил отверстия на моей гитаре и привинтил её. Она до сих пор там. Эдмундс — замечательный человек и всегда готов к импровизации. И он был продюсером некоторых очень хороших альбомов. В числе многих других он записывал Everly Brothers с Джефом Линном (Jeff Lynne) после их воссоединения, и Stray Cats. После Дэйва мы закончили сессию с продюсером Фрицем Фрайером (Fritz Fryer). Он был в группе шестидесятых, которая называлась Four Pennies и заняла несколько первых мест в хит-парадах Англии. Очень хорошая группа, но немного сыровата. Так что Фриц закончил нашу запись, и она была позорной, действительно. Он был в порядке, но он не был Эдмундсом, что неудивительно, ведь он был Фрайер!
К тому времени, как Эдмундс оставил нас, мы заменили барабанщика. Мы решили, что Лукас должен уйти, потому что он стал очень уж странным. Он решил не отставать от меня в моей привычке к «спиду», и, конечно, совершенно зря! Я вообще настоятельно не рекомендую мой образ жизни — он погубит обычного человека. Я не шучу, я расскажу то, что было на самом деле: приблизительно в 1980 году я решил сделать себе полное переливание крови — по слухам, через подобную процедуру прошел Кит Ричардс (Keith Richards). Хорошая, в принципе, идея, потому что ты немедленно получаешь чистую, свежую кровь, и сразу избавляешься от всех неприятностей детоксикации. И вот мы с моим менеджером пошли к доктору, он сделал анализ крови и возвратился с плохими новостями.
— Должен сказать, — сообщил он, — что чистая кровь убьет тебя.
— Как это?
— У тебя уже не обычная человеческая кровь. И ты, кстати, не можешь быть донором. Забудь об этом. Ты убьешь обычного человека, настолько ты ядовит.
Иными словами, что является нормальным для меня, смертельно для другого человека — и что является нормальным для других людей, смертельно для меня. И это мне нравится. Вроде как я отношусь к особому виду с собственной историей болезни. Надо предложить мое тело для фантастического фильма с медицинским уклоном! Я и Стивен Райт (Stephen Wright) в главных ролях.
Так вот, мои дурные привычки перенапрягли нашего Лукаса. Вены на его голове вздулись, и он долго мог таращиться на тебя и за всё это время не проронить ни слова. А мы переглядывались между собой: «Да, парень, видать, приехал». Однажды мы в студии прослушивали записанный материал, и Лукас прислонился к пульту. Крышка пульта была съёмной, чтобы его можно было чистить, и крепилась на винтах. И кто-то забыл закрутить их. На крышке, как обычно, стояли недопитые стаканы, пепельницы, полные окурков, и прочее дерьмо. И вот когда Лукас облокотился на крышку, она опрокинулась, и всё это дело обрушилось на пульт. Посыпались искры, и раздался взрыв! Лукас заорал, отпрянул назад, свалил на пол телефон со стены, и выскочил в дверь. Ларри закричал ему вслед: «Эй Лукас, не подходи близко к моим усилителям — они взорвутся, на хрен!». Ясное дело, дальнейшая история продолжилась без Лукаса. Забавно, я встретил его несколько лет назад в Париже. Он был одет, как француз, с носовым платком в нагрудном кармане. Я подумал, что он стал голубым, но он сказал, что живёт там с девушкой. Старина Лукас был славным парнем и моим хорошим другом, но в нём не было изюминки.
Тем временем, рядом ошивался Фил Тэйлор. Я встретил его примерно за шесть месяцев до этого в квартире знакомого гитариста Пола. Пол может служить хорошей антирекламой героину. Как-то он ширнулся и отрубился, а его руку зажало железной станиной кровати, и он её почти потерял. Он повредил все сухожилия. Я спас Полу жизнь — он валялся синий, как мертвец, и я делал ему массаж сердца, пока оно снова не забилось. Он был не первый, кого я спас, и, уж конечно, не последний. Но вернёмся к Филу.
У него была машина, так что он иногда подвозил меня до студии, находившейся примерно в двухстах милях от Лондона. Как-то он сказал мне, что время от времени стучит на барабанах, и мы решили дать ему шанс. Мы сыграли несколько вещей в студии, и Ларри был им просто очарован: «Какой ужасный маленький раздолбай! — веселился он, — Само совершенство!».
Фил переписал барабаны на всём альбоме, кроме одной песни, «Lost Johnny», — она и так звучала, как надо. Дублирование барабанов — настоящий подвиг, потому что именно на барабанах обычно основывается запись песни. Но у Фила всё получилось замечательно, и он на долгое время стал ценным приобретением Motorhead. Единственное, что он не мог, это петь. На этом альбоме — который в конечном счете был назван «On Parol» («Под честное слово») — Ларри пел три песни: «On Parol», «Fools», которые сам написал, и «Vibrator», написанную им совместно с его роуди, Дезом Брауном (Dez Brown). (Дез также написал слова к «Iron Horse/Born to Lose») Ларри подумал, что хорошо бы Филу тоже спеть на одном треке, и мы испытали его на «City Kids». Ничего не вышло — его пение напоминало вопли сцепившихся котов. Было настолько смешно, что я вывалился из студии во двор фермы под дождь, и, упав на колени, хохотал до слёз! Так что эту идею мы похоронили.