Я упорно молился, заглушая рыдания. Ответа не было. К полудню я достиг наивысшей точки. Голова моя кружилась под напором глубочайшей тоски. Я почувствовал, что если еще раз вскрикну, углубив свою внутреннюю скорбь, мой мозг разлетится на куски.
В этот момент раздался стук в дверь (дело происходило в моем доме на Гурпар-Роуд). Отворив, я увидел молодого человека в убогой одежде нищенствующего монаха. Он вошел в дом.
"Это, должно быть, Бабаджи",--подумал я в недоумении, ибо стоявший передо мной человек обладал чертами Лахири Махасайа в молодости. Человек ответил на мою мысль:
--Да, я Бабаджи.--Он говорил мелодичным голосом на хинди.--Наш Отец Небесный услышал твою молитву и послал меня сказать тебе: "Следуй повелению твоего гуру и отправляйся в Америку. Не бойся, ты будешь под защитой".
После волнующей паузы, Бабаджи вновь обратился ко мне:
--Ты--тот человек, которого я избрал для распространения на Западе вести о крийа-йоге. Много лет назад я встретил твоего гуру Юктешвара на Кумбха Мела и сказал ему, что пошлю тебя к нему для обучения.
Подавленный благоговением, я потерял дар речи. Меня глубоко тронуло, что он направил меня к Шри Юктешвару. Я простерся ниц перед бессмертным гуру, но он милостливо поднял меня.
Пояснив многое из моей жизни, он дал мне несколько личных указаний и осветил кое-что из будущего.
--Крийа-йога, научная техника познания Бога,--сказал он, заканчивая беседу и переходя на торжественный тон,--распространится в конце концов по всем странам; она будет способствовать усилению гармонии между народами благодаря тому, что люди достигнут личного трансцендентального восприятия Бесконечного Бога.
Изличающий величие и силу, мастер электриговал меня сполохами своего космического сознания:
"Если бы в небе разом возникли
Тысячи солнц,
Этот свет походил бы
На сияние того махатмы" /3/.
Сейчас же после этого Бабаджи направился к двери, сказав:
--Не пытайся следовать за мной, ты не сможешь этого сделать.
--Бабаджи, похалуйста, не уходите!--воскликнул я.--Возьмите меня с собой!
--Еще не время,--был ответ.--Подожди другого раза.
Во власти эмоций я не обратил внимания на его предостережение. Но попытавшись следовать за ним, я обнаружил, что мои ноги приросли к полу. Стоявший на пороге Бабаджи устремил на меня ласковый взгляд. Мои глаза были прикованы к его лику; я видел, как он поднял руку для благословения, и зашагал прочь.
Через несколько минут мои ноги обрели прежнюю подвижность. Усевшись, я погрузился в глубокую медитацию, неустанно благодаря Бога не только за то, что Он ответил на мою молитву, но и за то, что Он ниспослал мне благословенное посещение Бабаджи. Казалось, что все мое тело освящено прикосновением древнего и вечно юного учителя. Ведь меня так давно сжигало желание увидеть его!
До настоящего времени я никому не рассказывал о своей встрече с Бабаджи. Считая ее самым священным из всех моих человеческих переживаний, я скрывал память о ней в глубине сердца. Однако теперь мне пришла в голову мысль, что читатели моей автобиографии охотнее поверят в реальность существования отшельника Бабаджи, проявляющего интерес к нашему миру, если я расскажу им, что видел этого человека собственными глазами. Я помог одному художнику написать--специально для этой книги--подлинный портрет этого йогина, Христа современной Индии.
День перед отъездом в Соединенные Штаты я провел в святом присутствии Шри Юктешвара. "Забудь о том, что был рожден среди индийцев, однако не принимай всех обычаев, своейственных американцам. Возьми то лучшее, чем обладают оба эти народа,--сказал он мне со своей спокойной мудростью.--В глубине же души старайся быть подлинным сыном Божиим. Ищи, впитывай в себя лучшие качества всех своих братьев, разбросанных на земле в различных рассах".
Затем он благословил меня: "Все, кто придут к тебе с верой и в поисках Божественного, получат помощь. Когда ты будешь смотреть на них, духовные токи, истекающие из твоих глаз, проникнут в их мозг и вызовут перемены в их материалистических привычках. Такие люди станут лучше ощущать присутствие Бога". С улыбкой учитель добавил: "Тебе достался хороший удел: привлекать к себе искренние души. И где бы ты ни оказался (даже в пустыне), ты везде найдешь друзей".
Оба эти благословенные предсказания полностью сбылись. Я приехал в Америку один; там у меня не было ни одного знакомого,--и вот я нашел тысячи людей, готовых принять вечное учение о душе.
Я выехал из Индии в августе 1920 года на борту первого пассажирского парохода "Город Спарта", отплывавшего в Америку после окончания первой мировой войны. Я смог купить проездной билет лишь после того, как преодолел, буквально чудом, множество бюрократических проволочек, связанных с получением заграничного паспорта.
Во время этого двухмесячного путешествия, один мой спутник узнал, что я--индийский делегат на конгресс в Бостоне.
--Суоми йогананда,--сказал он; и тут я впервые услышал странное американское произношение своего имени,--пожалуйста, будьте добры, прочтите в следующий четверг вечером лекцию для нас, пассажиров. Я уверен, что мы все будем счастливы услышать лекцию о том, как выдержать жизненную битву.
Увы, в среду я обнаружил, что выдерживать борьбу за свою жизнь приходится пока что мне. В отчаянии пытаясь как-то облечь свои мысли в форму лекции на английском языке, я в конце концов отбросил все приготовления, ибо мои мысли, уподобившись молодому жеребенку, увидевшему седло, упорно отказывались от какого бы то ни было подчинения законом английской грамматики. Тем не менее, целиком полагаясь на прошлые заверения учителя, я появился в четверг перед своей аудиторией, собравшейся в корабельном салоне. Я не мог произнести ни слова и молча стоял перед собравшимися. Состязание в выдержке длилось минут десять. Послышался смех.
Но мне в ту минуту было не до смеха. Негодуя, я послал Учителю безмолвную молитву.
"Ты можешь! Говори!"--немедленно зазвучал в моем сознании его голос.
И в то же мгновенье мои мысли установили самые дружеские отношения с английским языком. По истечении сорока пяти минут аудитория все еще внимательно слушала, а я впоследствии не мог вспомнить ни слова из лекции. После осторожных расспросов я услышал от одного из пассажиров следующие слова: "Вы прочитали вдохновенную лекцию на правильном и волнующем английском языке". При этом лестном отзыве я смиренно поблагодарил гуру за его своевременную помощь, вновь поняв, что он всегда со мною, вопреки всем преградам времени и пространства.
Во время остальной части своего путешествия через океан я пережил еще несколько припадков страха, думая о новом предстоящем мне испытании--речи на английском языке на Бостонском конгрессе.
"Господи,--молился я в глубине души,--да будешь Ты моим единственным источником вдохновения!"
В последних числах сентября "Город Спарта" причалил к берегу в Бостонской гавани. 6 октября 1920 года я обратился к конгрессу со своей первой речью в Америке. Она была принята хорошо, и я облегченно вздохнул. Великодушный секретарь ассоциации унитариев написал следующий комментарий к ней в публичном отчете конгресса: /4/
"Свами Йогананда, делегат Брахмачарья Ашрама из Ранчи, передал конгрессу приветствие от своей ассоциации. На прекрасном английском языке и с большим воодушевлением он обратился с речью философского характера "Наука религии": его речь была потом напечатана отдельно в виде брошюры для более широкого распространения. Он утверждал, что религия едина и универсальна. И не стоит местные обычаи и убеждения распространять на весь мир. Однако можно подогнать и состыковать общие элементы религии, чтобы сшить из этого знамя единства.
Благодаря щедрой помощи отца я смог остаться в Америке и после окончания работы конгресса. В скромной обстановке Бостона протекли четыре счастливых года. Я выступал с публичными лекциями, вел занятия с группами учеников; мною была написана книга стихов "Песни души". Она вышла с предисловием доктора Фредерика В. Робинсона, президента Нью-Йоркского колледжа.