Я тогда еще не сел на иглу, но нюхтарил по полной программе. Однажды стою на перекрестке в Квинсе, а у меня из носа течет и все такое. Мне показалось, что у меня температура и простуда. Тут подходит ко мне знакомый барыга, который сам себя называл Матинэ, и спрашивает, как дела.
Я говорю – нюхаю героин и кокаин, причем каждый день, только сегодня не пошел на Манхэттен, где обычно достаю дозу. Матинэ посмотрел на меня, как на дурака, и говорит: «Да у тебя же привыкание». – «Какое к черту привыкание?» – спросил я.
Матинэ говорит: «Смотри, ты жалуешься на насморк, озноб, слабость. У тебя самая настоящая зависимость, нигер». Потом он купил мне немного героина в Квинсе. Я никогда не покупал героин в Квинсе. Понюхав дури, которую принес мне Матинэ, я сразу почувствовал себя отлично. Озноб улетучился, насморк прекратился, исчезла слабость. Я так и продолжал потом нюхать, но когда снова увидел Матинэ, он мне сказал: «Майлс, не трать денег на марафет, тебе так и так плохо будет. Пристраивайся на иглу, это гораздо лучше». Так начался фильм ужасов, который продолжался целых четыре года.
Через некоторое время доза превратилась для меня в жизненную необходимость, я знал, что если не всажу ее, то начну помирать. Как будто у тебя тяжелейший грипп: из носа течет, ужасно болят суставы, и, если вовремя не вколешь героин, очень скоро начинаешь блевать. А это просто ужасно. Так что я из всех сил старался не доводить себя до такого состояния.
Пристрастившись к героину, я колол его себе сам. А потом мы начали кучковаться: я, чечеточник Лерой и парень, которого мы звали Лаффи – и добывать наркотики на 110-й, 111-й и 116-й улицах в Гарлеме. Мы ошивались в барах – «Рио», «Даймонд», «Стерлингс», около бассейна «Лавант», в общем, в самых злачных местах. Нюхали кокаин и героин целыми днями. Если не с Лероем, то с Сонни Роллинзом или Уолтером Бишопом, а немного позже с Джеки Маклином или с Филли Джо Джонсом, они в тех же местах крутились.
За три доллара мы брали ампулы с героином и кололи его себе в вены. По четыре-пять ампул в день, в зависимости от наших наличных. Потом шли в номер Толстухи в отеле «Кембридж» на 110-й улице между Седьмой авеню и Ленокс; иногда шли домой к Уолтеру Бишопу и кололись там. К Уолтеру заходили, чтобы взять свои «инструменты» – иглы и всякие другие причиндалы, чтобы «оттопыриться» и «раскумариться» – нужно ведь было так перевязать руку, чтобы вена вздулась и была видна. Иногда мы так «оттопыривались», что оставляли «инструменты» у
Бишопа. Потом шли к клубу «Минтон» и смотрели, как там соревнуются чечеточники.
Я любил и смотреть на чечеточников, и слушать их. Звук степа очень близок к музыке. Они почти как барабанщики, и у них многому можно поучиться, просто слушая ритм, который они отстукивают. Днем чечеточники собирались около «Минтона» и рядом с отелем «Сесил» и устраивали конкурсы прямо на тротуаре. Особенно мне запомнились дуэли между танцорами Бейби Лоренсом и очень высоким, худым парнем по прозвищу Сурок. Бейби с Сурком были кончеными наркоманами и много танцевали у «Минтона» за наркотики перед барыгами, которым нравилось на них смотреть. Потом, если они славно танцевали, им доставались наркотики бесплатно. Вокруг собиралась толпа народу, и они плясали на отрыв. Господи, Бейби Лоренс был до того хорош, что трудно описать. Но и Сурок не особенно Бейби уступал, нет. Он был невозможно крут, наряжался, как кобель, собравшийся на случку, шмотки у него были шикарные, и все такое. Еще там был Барни Бигс, тоже отличный чечеточник, и еще один парень, его звали Л. Д., и Фред, и Следж, и Братья Степ. Почти все эти ребята крепко сидели на игле, хотя насчет Братьев Степ я не уверен. В любом случае, если ты не вращался в той среде, ты вообще ничего не узнал бы о чечетке у «Минтона». Те чечеточники отзывались о Фреде Астере и обо всех этих белых танцорах как о ничтожествах, да они и были ничтожествами по сравнению с ними. Но эти парни были чернокожими и вообще не надеялись, что за свои танцы когда-нибудь обретут деньги и славу.
К тому времени я становился знаменитым, и многие музыканты стали лизать мне задницу, будто я важная птица. Меня страшно волновало, как я должен стоять, как держать трубу во время игры. Должен ли я делать то или это, разговаривать с публикой, отбивать ритм правой или левой ногой. Или, может быть, нужно отбивать ритм ногой внутри ботинка, чтобы никто не видел, как я это делаю? Вот такие вопросы начали меня занимать в двадцать четыре. К тому же в Париже я обнаружил, что не такой уж я плохой музыкант, как говорили многие старомодные гады-критики. Мое «я» выросло после этой поездки. Я очень изменился – перестал быть застенчивым и стал верить в себя.
В 1950 году я снова переехал на Манхэттен и жил в отеле «Америка» на 48-й улице. Там останавливались многие музыканты, например Кларк Терри, который окончательно обосновался в Нью-Йорке. Кажется, Кларк играл тогда в оркестре Каунта Бейси и много ездил в турне. Бейби Лоренс тоже часто околачивался в этом отеле. Там жило много наркошей.
Я постоянно сидел на дозе и еще начал тусоваться с Сонни Роллинзом и его гарлемскими дружками из Шугар-Хилл. В состав этой группы входили, кроме Сонни, пианист Гил Коггинс, Джеки Маклин, Уолтер Бишоп, Арт Блейки (он из Питтсбурга, но много ошивался в Гарлеме), Арт Тейлор и Макс Роуч из Бруклина. И еще в это же время я познакомился с Джоном Колтрейном, он тогда играл в одном из оркестров Диззи. Мне кажется, я впервые услышал его игру в одном из клубов Гарлема.
Во всяком случае, у Сонни была отличная репутация среди музыкальной молодежи Гарлема. Тамошний народ любил Сонни, впрочем, его везде любили. Он был ходячей легендой, почти богом для молодых музыкантов. Некоторые считали, что он не уступал Птице на саксофоне. Я знаю только одно – что он к Птице приближался. Он был напористым, энергичным музыкантом– новатором, у него всегда под рукой были свежие музыкальные идеи. Я любил его тогда как музыканта, но и сочинял он прекрасно. (Правда, потом на него повлиял Колтрейн, и он изменил свой стиль. Если бы он продолжал делать то, что делал, когда я впервые услышал его, мне кажется, он достиг бы еще больших высот в музыке – хотя он и так бесподобный музыкант.)