В восемь часов возвратясь домой, я пригласила доктора пить чай и часа два провела в разговорах. Моя хозяйка порядочно говорит по-французски. Всегда хочу пораньше заняться письмом, но прежде всего, начиная раздеваться, начинаю войну с блохами, и она длится более часа! Хотя я и побеждаю, но многие успеют скрыться в траншеях и ночью опять делают вылазку.
Прощай, мой родной! Да благословит вас Бог!
17-го июня. Я, по милости Божией, совершенно здорова. Уже второй час, пора посылать на почту, а я до сих пор возилась с французами. Доктор ездил к какому-то больному за город, приехал поздно, и мы не могли ранее управиться. Поцелуй за меня Вареньку, деточек, Мишеля, Петю, Р- Андр. и, если сватьюшка у вас, расцелуй их покрепче. Будьте здоровы, мои драгоценные! Хотя мне здесь очень хорошо и больным помогать чрезвычайно приятно, но я с наслаждением мечтаю о той минуте, когда увижу вас, мои родные! Молитесь за меня! Как и за вас молится всем сердцем любящая.
P. S. Вообрази, от маменьки ни строчки! Боюсь, здорова ли она? Неужели она сердится, что я уехала, и мстит своим молчанием. Это ужасно!.. Отправив к тебе письмо, по обыкновению во втором часу, в два была обрадована письмом Мишеля. Много, много благодарю его и прошу еще писать, для меня это необходимо. В девятом часу ездила с хозяйкой немного прокатиться. Воздух так дурен и тяжел во всем городе, что доктор беспрестанно просит меня ездить за город, но я мало слушаю, потому что не имею времени и вижу, какую пользу приносит мое присутствие.
18-го июня. Сегодня, благодаря Бога, много потрудилась. Утром в обоих домах до двенадцати часов исполняла свои обязанности и решилась весь день сама давать лекарство в губернском правлении, хотя это не моя обязанность. Но видя, что больные ничего не получают вовремя, многие умирают, значит, и мои труды вполовину, я решилась трудиться более. В третьем часу опять ходила давать лекарство, в шестом также и оттуда ко Всенощной. После, напившись чаю дома, в девять опять дала всем лекарство и одному, у которого бессонница, он просил дать ему сонных порошков, на что доктор отвечал, чтобы я ему дала ложку воды с мелким сахаром, уверяя, что это порошок. Но я сделала лучше: дала ему ложку чудесного портвейна, который со мною отпустил Николай Иванович на случай моей болезни. Посмотрим, какое будет действие?
Только что я возвратилась домой, как идут сказать, что еще привезли пятьдесят восемь и всех положили в губернское правление, в мое отделение. Я тотчас пошла и застала страшный шум. Наших привезли пятьдесят одного человека, и все раненые, а французов семь; один из них, сумасшедший, чуть не зарезался, потом разбил бутылку, ударил служителя, а тот думал, что его хотят бить, бросился ко мне. Я была в комнате русских. Только что я вошла, французы подошли и объяснили, что он в белой горячке. Один даже сказал, что он помешался оттого, что у него пропали деньги. Он при мне ударил некоторых из своих, и я тотчас велела его связать. Но и тут он скатился с тюфяка (они все лежат на полу) и начинает бить лбом в пол! Доктора не нашли и решили поставить ему четыре горчичника. Я тотчас дала все что нужно. Другим велела перевязать и пришла в десять часов. Теперь у меня дома двадцать пять человек да в губернском правлении девяносто шесть. Довольно! Трудов будет, помоги только, Господи.
А до сих пор не знаю, как благодарить Бога за его великие милости. Мне приятно думать в настоящую минуту, что вы, услаждая свою душу чтением, вспоминаете меня. А я собеседую вам всеми чувствами моей души. Я всегда чувствовала особенную благодать при словах Спасителя, которые нам часто приходилось читать, а именно: «Где есть два или три собраны во имя Мое, тут и Я посреди их!» Теперь я лишена этого счастья, но Господь посылает мне во время молитвы благодатные слезы Величайшее наслаждение — плакать от умиления и благодарности! Подай, Господи, такие слезы!
19-го июня. Сегодня, для Воскресения Христова, и у обедни быть не удалось: с половины восьмого до половины двенадцатого была на службе у своих страдальцев. Три француза умерши утром, один из них при мне. Также и один русский отдал мне последний вздох. Не знаю, были ли они приготовлены, этот не в моем доме. У меня также скончался один, но, благодаря Господа, приготовленный. Так как Бог не привел меня сегодня быть в Церкви, взамен этого я решилась, не слушая доктора, больше трудиться и опять два раза была в больнице и сама давала лекарство. Разумеется, устала и желаю отдохнуть.
20-го июня. Также с восьми до второго часа была в госпитале и это не совсем приятно, что я теряю столько времени с Французами, но что делать? Когда я приду, тут только и лекарство дам и прикажу сделать, что кому нужно и что он просят. А к вечеру мне еще прибавили: из всех домов, где только были иностранцы, всех перенесли в губернское правление сам генерал Остроградокий просил меня не оставлять их, потому что я одна могу их понимать. Их, кажется, до трехсот. Разумеется, я не буду ходить во все палаты, но там, где мой доктор, я должна быть. Когда-то Господь сжалится над нами Теперь у нас больных до сорока тысяч. Все силы истощены, к ним беспрестанно подвозят новью войска. Они, бедные, очен тужат об этой войне и знают, что из нее ничего не будет, н страдают не меньше наших.