14-го июля. Увы! почта пришла, а от тебя нет ни стихов, ни весточки, а между тем я получила от Алексея Петровича Сгороженко, и в его письме премилые стихи от Степана Петровича Жихарева.
Премилая Прасковья Ивановна!
Я рад,
Что все у Вас на лад:
Что столько Вам здоровья
И сил Господь послал;
Что Вам Он волю дал
Железную, — а душу
В Вас ангела вложил!
Вы молвили: «Не струшу
Я ехать в Крым; Бог сил
Поможет мне; полезной
Я ближним быть хочу:
За тем и в Крым лечу!»
И вот в юдоли слезной
Вы очутились вдруг;
И Ваша там обитель,
Где скорбь всегдашний житель,
Где язвы и недуг,
Где смертное томленье,
Последних сил лишенье…
И вот я вижу Вас,
Как с чашей врачеванья
Глухой полночи час,
Склонясь к одру страданья
Прекрасною главой,
Вы шепчете с мольбой:
«Испей, страдалец мой,
Бог даст нам исцеленье!»
И словом утешенья
Полмертвый возбужден;
Наверно к жизни Вами
Он будет возвращен,
И Вас почтит хвалами,
И в книге добрых дел
Кто видит все и слышит
Сей подвиг Ваш запишет…
Завиден Ваш удел…
А я хоть и не болен,
Но стал и стар и сед
И жизнью не доволен:
Любви в помине нет;
Ни пища не питает,
Вино не веселит,
Мечта уже не льстит,
И сон не освежает:
Все чудится мне гроб,
И перед гробом поп,
Над мной поющий с клиром:
«Почий усопший с миром!»
Когда ж мой час пробьет
И в общую отчизну
Всевышний отзовет,
Вы не забудьте тризну
Над мною совершить:
С вином или елеем
Придите, с Алексеем Петровичем, почтить
Надгробным возлияньем
Мой ветхий тела хлам,
И Вашим вспоминаньем
Я буду счастлив там!
С. Жихарев
Мне бы должно отвечать, но решительно не имею времени; притом сейчас написала три письма: к маменьке, к Николаю Ивановичу Гречу и к курскому почтмейстеру о месте в карете на ЗО-е число июля. Если Господь поможет, я должна быть там к этому времени, а если, Боже сохрани, опоздаю, то принуждена буду ожидать до 2-го августа, а иначе кареты не отходят.
Утром до двух часов имела много дел, конечно, не очень важных. Только в моей больнице сама давала лекарство и ходила с новым доктором. Потом ездила в Дворянское собрание хлопотать насчет завтрашнего дня. Все улаживается прекрасно, и я очень рада: священнику отдала записку и деньги, чтобы там начать молебном, как и в моем доме, и после водка и пироги. Оттуда заезжала к французам, привезла сердобольной сахару и одному лимонной кислоты. Заезжала к М. А. Рудзевич, чтобы попросить целительной настойки; я ею лечу и помогаю моим солдатушкам. У нее изломан экипаж, и она просила свозить ее к французам, которым обещала книг и табаку. Я ей сказала, что двое просили варенья, и она взяла немного. В другой раз я поехала к ним и видела их радость при получении табаку. Некоторые просили, чтоб она привезла им кресты и образочки с изображением Божией Матери, чтоб носить на шее. Они свои потеряли, когда их без чувств приносили в лагерь. А я сегодня своим раздавала табачок и восхищалась их радостью и благодарностью. Вечером с самого обеда была гроза и дождь; я сидела дома и занималась приготовлением. Вечером опять ходила давать лекарство и сама раздала галеты и сахар даже служителям: завтра, для Ангела Владислава Максимовича, все должны пить чай два раза в день.