И тут надо рассказать маленькое происшествие, хоть и стыдно, но в 70 лет можно и должно рассказать свои погрешности. Мне было только 11-й или не более 11-ти лет. После спектакля, очень натурально, что я торопилась переодеваться, чтобы поскорей быть в зале с гостями, слушать их похвалы и кушать гостинцы. На меня надели тоже беленькое платьице, ногавочки, и я выскочила. После разных приветствий начались танцы — вальсом, и нужно же было Вас. Игн. Живокини схватить меня, приподнять за талию и начать кружиться, платьице мое раздулось, и в это время мы летели против самых высоких гостей; князь Дмитрий Владимирович Голицьш, видя такую «неудержимость», схватил меня в объятия и тем опустил мое платьице, сделал со мной несколько поворотов и потом поцеловал, поставил на ноги и сказал: «Ты устала, не вальсируй больше, дитя». Я очень была счастлива, что князь танцевал со мной, с другими ни с кем, но когда мне объяснили, я поняла его добрый поступок и от стыда поплакала.
нашим хорошим спектаклем директор 'носился, как курица с яйцом. Летом он делал большой праздник в своем имении Бедрине. Театр был открытый на воздухе, представление шло днем, и когда нас из флигеля вели в дом, то за нами бежали толпы народа, мы все были в костюмах, нарумянены, но те девочки были красивы, а я как чучело: пестрый роброн на фижмах[17], седой парик с буклями, чепчик-разлетай, а рожица выпачкана разрисованными морщинами. Припоминаю, что я не конфузилась, а подсмеивалась над смеющимися и делала им гримасы. Вся московская знать присутствовала и восхищалась представлением, «но умысел другой тут был» у Феодора Феодоровича Кокошкина. У него жила известная актриса Мария Дмитриевна Львова-Синецкая, и, как говорили, он хотел на ней жениться и в этот спектакль как бы представлял ее публике во всей природной красоте. В заключение спектакля был большой дивертисмент, где она что-то декламировала, а после ходила в затейливых хороводах: в голубом атласном сарафане, повязка вся в дорогих каменьях, и, надо сказать правду, она была очень красива, только немного сутуловата и теряла тем, что всегда хотела и старалась выказать свои прелести. А не женился Фед. Фед. потому, что, живя у него много лет, она вздумала довольно явно делать предпочтение Матвею Михайловичу Карниолин-Пинскому, который, сказать правду, был очень красив; особенно у него были прекрасные руки… а есть поверье, у кого хороши руки, у того жена дурна. На нем поверье оправдалось (об этом упомяну после). Ф. Ф. разошелся с Map. Дм., женился на ничтожной и бесталантной актрисе Потанчиковой, которая также не хорошо кончила. Сошлась с племян<ником> Ф. Ф., тоже Кокошк<иным>, не умела устроить свою жизнь и утопилась. A Map. Дм. была умная и добрая женщина! Хорошо и тихо дожила свой век и, верно, покаялась в своих увлечениях, доказательство ее письмо к брату моему Н. И. Кул<икову >, писанное в год ее кончины. «Добрый друг! вот Господь послал вздохнуть получше, я спешу написать. Мне очень грустно, что не могла написать вам; но болезни совсем расстроили, вы бы меня пожалели, я даже молиться не могу, иначе как сидя. Священник сказал: «Бог принимает только молитву от души». Я имела счастие приобщиться, хотя исповедовалась сидя. Господь меня помиловал, многогрешную, и сподобил приобщиться Св. Тайн. Очень рада, что вы весело провели ваши именины, и дай Бог еще долго их справлять. Желаю вам более здоровья и всего лучшего. Не забывайте дрянную старуху, вам преданную душою. Марья Л. Синецкая». А Господь всех истинно кающихся принимает и прощает.
17
В подлиннике — робронт. Роброн на фижмах — старинное дамское платье с кринолином. (Примеч. составителя.)