Этим способом, чтобы меня брали на выход — я имела удовольствие восхищаться игрою Вас. Мих. Самойлова и его старшей дочери Марии Вас. (впоследствии бывшей замужем за купцом Загибениным и очень дружной со мною). Чтобы не забыть упомянуть о моем первом знакомстве с Александрой Михайловной Каратыгиной, тогда еще Колосовой. Вскоре, по возвращении ее из-за границы, она с матерью Евгенией Ивановной и в сопровождении отца Вас. Андр. Каратыгина приезжала в Москву, что-то играла, а ее матушка плясала по-русски. Но это, верно, было при самом поступлении моем в училище, потому что я их на театре не видала; а приезжали они в школу, на свободе делать репетиции на нашей сцене… тут помню, что нам позволено было гурьбой стоять в зале и, глядя на них, не шевелиться…
А что мне пришло теперь в голову: верно, наш добрый директор, так страстно любивший искусство, нарочно назначал репетиции в школе разным знаменитостям, чтобы показать воспитанницам хорошие примеры. К нам приезжала и Каталани-вторая и тоже пела что-то, репетируя. Помню я чуть-чуть и Сандунову — певицу времен Екатерины 2-й. Но эта была старушка и приезжала кого-то посетить в школе. Я на все знаменитости смотрела с восторгом и почти знаю биографии всех.
Итак, стояли мы толпой и глазели на Колосовых… Они, уставши от репетиции, спустились со сцены в залу и сели отдыхать… мы, еще более стеснившись, с большим любопытством уставились смотреть на них… Я, как маленькая, была впереди с другими… вдруг видим, они манят кого-то… мы начали переглядываться… Но Ал. Мих., глядя прямо на меня, говорит: «Вы, душечка!., вы подойдите!» Девицы толкнули меня в спину, и я, сконфузившись, неловко подошла и присела! «Ah! Comme elle est gentille!»[26] — сказала А. М., взяв меня за подбородок, обратилась к Кар., что-то сказала ему… он вынул синенькую ассигнацию (старинную в 5 руб.) и подал. Она, отдавая мне, сказала: «Возьмите, душечка! это вам на ленточки в косы…» — поцеловала и отпустила меня. Я покраснела, как вареный рак, да и не мудрено, когда после такого торжественного выхода я заметила, что от моих огромных кос, обвитых кругом головы, висят спереди завязанные грязные-прегрязные шнурки… А все-таки мне было очень приятно такое предпочтение! и через 12 лет, когда я была замужем за Ильей Васильевичем Орловым и мы принимали и угощали у себя Ал. Мих. с мужем и дочкой, я от души благодарила ее за дорогой и лестный в то время для меня подарок.
Теперь надо рассказать еще одну особенность в моем детстве. Я любила Богу молиться! Бабушка всегда, гуляя, водила нас в церковь, и мы очень любили «целовать Боженьку!». И это так укоренилось во мне, что, поступя в школу, я почти каждый праздник упрошу надзирательницу, которая собирается к заутрене, взять меня с собою и всегда вставала с удовольствием… и когда, за дурной погодой или по ранней репетиции, я не могу попасть к поздней обедне, то отстаивала и раннюю. Однажды, не знаю от угара или от усталости, мне сделалось дурно, а я всегда имела привычку становиться против иконостаса, на клиросе, там, где не служат, — пол каменный… а я, верно, не поняла, что у меня кружится голова, да как стояла, так и грохнулась лицом на пол и разбила его в кровь; когда пришла в себя, вижу, меня держит на коленях почтенная Любовь Петровна Квашнина и вытирает лицо холодной водой. Затем она приказала лакею отвезти меня с надзират. в ее карете в училище. С тех пор — увы! — меня брали реже и только по усиленной просьбе. Эта хорошая привычка сохранилась у меня на всю жизнь. И теперь долго не быть в церкви — для меня лишение. Хотя истинно говорю: и до сих пор я не научилась молиться как должно! Иногда только благодарю Господа за теплую молитву, покаянные и благодарные слезы!