Что Бог дает на все нам дни,
Лети на подвиг добродетелей
И чистоту души храни.
Терпенье и к кресту усердие,
И Богослова дар любви,
И Николая милосердие,
Ты с покаянием Таисии зови;
Не забывай смирения, стыдливости,
В молчании свершая свой обет…
А на любовь сам Бог, не медля, даст ответ:
Как полдень выведет Он дело справедливости
И правду явит всем, как полный солнца свет.
Прощай! В пределы Симферополя Спеши до Духова иль Троицына дня. Там не под тенью лип и тополя, Но средь болезней и огня, Встречая жертвы Севастополя, Молись, сестра, и за меня! Кто к ближнему любовью дышит, Того молитвы Бог услышит.
Я выезжаю в пятницу; тут только начнется мое служение, а тепфь просто совестно: довольство, спокойствие и дивная природа окружают меня. Я не говорю уже о людях: это избранники Божий на дела милосердия. Одно наблюдаю, чтобы чаще бывать в храме Божием. Сегодня ездила с маменькой на кладбище; там слушала обедню, служила панихиду и потом на могиле литию. Просила батюшку с небес благословить меня. Нашла могилу бабушки, ее детей и от них, как от Ангелов, требовала заступничества перед престолом Божиим.
Я, благодаря Господа, совершенно здорова и спокойна! Дай Бог и вам всем того же. Маменька только беспокоит меня: она, кажется, очень грустит о моем отъезде. Бог милостив, без меня ее скорее успокоят. Ах, как мне жаль бедного Ивана Ивановича Сосницкого. Если Господь еще не призвал его и ты его увидишь, передай ему мое душевное желание здоровья и счастья.
Расцелуй от меня Варю и всех деточек. Христос с тобою! Прощай и не ленись почаще утешать твоими письмами всем сердцем любящую тебя сестру и друга.
5-го мая 1855 г.
2-Е ПИСЬМО ГО КУРСКА
Любезный милый друг и брат! Благодаря Господа, я благополучно приехала в Курск. Но тут начались маленькие испытания. Вижу, что вещи мои вынимают из кареты, и спрашиваю: что же, отсюда пойдет другой экипаж? Мне отвечают: «Нет. До Харькова 200 верст, и вы должны нанять лошадей». Делать нечего: я должна была сама возиться с перевозкою вещей; потом путешествовать пешком к почтмейстеру и обратно, чтобы выпросить почтальона в провожатые до Харькова, но почтмейстер мне отказал. Тогда я вслух выразила мое горе, сказав: «Ах, зачем это Александр Иванович не предупредил меня об этой остановке?» — «Кто это Алекс. Ив.?» — спросил старичок почтмейстер. «Казначеев, сенатор в Москве». — «Матушка, — вскричал он, — да это мой благодетель; дня него я все сделаю». И сейчас назначил мне почтальона в провожатые.
(Дополнение: Одно жаль, что данный мне почтальон всю дорогу пил, т. е. угощался на станциях у смотрителей. Это меня пугало и огорчало, тем более что 200 верст от Курска до Харькова не много, а каково будет, если мне на 800 верст, от Харькова до Симферополя, попадется такое же сокровище — беда!.. Вот почему я еще более обрадовалась встрече в Харькове с мужем моей сестры — Шубертом.)
Пожалуйста, брат, пиши почаще к маменьке. Я писала ей из Тулы и отсюда, но потом не буду иметь возможности писать часто, а твои письма должны ее успокаивать. Крепко целую тебя за милые стихи. Прошу продолжать. Если Господь возвратит меня, то для меня будет большая отрада и награда читать их. Будь здоров! Молись за меня и не забывай почаще утешать письмами всей душой любящую тебя сестру.
9 мая 1855 года
P. S. Я видела здесь очень много пленных турок; одеты они бедно, но на вид здоровы. Говорят, что они довольно смирны, но который зашалит, того заставляют работать. ладят они совершенно свободно, только все партиями, вероятно, боятся обиды. А наши православные, хотя и живут тут, а не перестают на них глазеть.
ГО СИМФЕРОПОЛЯ 17-ГО МАЯ
К тебе, мой добрый друг и брат, буду писать просто Дневник о выражении моих чувств: любви, дружбы и бладарности — читай между строками так же, как и мой милый Мишель Андреевич Сомин! Если Господь помоет мне сделать что-нибудь доброе и вы это заметите, благодарите Его и радуйтесь, как виновники моих хороших начинаний.
Всю дорогу была здорова и спокойна, несмотря на остановки, неудобства и разные неприятности; все, по милости Божией, переносила терпеливо и не сердилась. Надо упомянуть, что еще не доезжая до Харькова мое инкогнито едва не разрушилось: подъезжая к небольшой станции, вижу, стоят коляска и тарантас. Смотритель объявил, что здесь завтракают графы: Виельгорский, Пален, Комаровский и еще кто-то, и что я должна подождать лошадей. Делать нечего: я села на крыльце… вдруг подъезжает курьерская тройка и выскакивает кн. Анатолий Иванович Барятинский, разумеется, знавший и видавший меня несколько раз. Предполагая, что он не узнает меня в простом дорожном наряде, я отвернулась и слышу, что он прежде вошел в комнату смотрителя и на зов завтракавших отвечал, входя к ним: «Я смотрел подорожную, что за дама едет? До того похожа на Орлову, что я хотел поклониться, но видно, что она меня совсем не знает. И действительно: это какая-то дворянка Копы-лова». Лошади были ему вмиг поданы; он вышел с костью индейки в руках, провожаемый всеми, сделал мне несколько вопросов: куда и зачем я еду? И получив короткие неудовлетворительные ответы, поскакал далее, а у меня как гора с плеч.