МК: Вы видите много нищих, когда приезжаете сюда?
ФД: Нет, потому что вы их прячете. Когда-нибудь, когда у меня будет больше времени…
МК: А почему же вы думаете, что нищих так много?
ФД: Потому что их много. Я тебе приведу один пример: вчера вечером Лучано проходил по подземному переходу, и там стоял бородатый пожилой человек, который рисовал соборы Кремля. У Лучано почти не было с собой денег, и он спросил, сколько стоят картины и нельзя ли вернуться с деньгами попозже. Так вот, цена была — три евро! Три евро за целый день работы! И видел бы ты, какой работы! Я уже убрал эти работы в чемодан, а то я бы тебе непременно их показал. Этот бедный художник работает целый день, чтобы выручить три евро за картину! И это только один пример — а их очень, очень много!
МК: В Италии я тоже видел немало бедных.
ФД: Да, но не настолько бедных! У нас есть государственная помощь, и каждому достается пенсия, хотя бы крохотная. Здесь пенсий ни у кого нет, а у нас каждый имеет свои 500 евро — при Берлускони стало даже 600.
МК: Объясните мне одну вещь. Почему Берлускони проиграл выборы?
ФД: Совсем ненамного. И то потому, что коммунисты подтасовали результаты.
МК: Но теперь-то он вернется?
ФД: Он не хочет возвращаться, все слишком сложно. В этом-то и трагедия.
МК: Жаль. Он был очень харизматичный человек.
ФД: И потом, он приехал в Россию, он понял, что Россия — наш будущий друг, что Россия должна быть Европе другом, потому что чем дальше, тем больше Европа будет зависеть от России, от всех ваших энергоносителей. Нам надо отшвырнуть арабов подальше, что бы они там ни выдумывали, и получать энергию непосредственно из России. Но арабскую нефть качают французы, американцы, англичане, все эти нефтяные компании. На самом деле нефть есть не столько у арабов, сколько у европейских нефтяных гигантов, которые не хотят уступать выгоду новым компаниям. Вот Шредер объяснил, что судьба Европы связана с Россией. Вчера вечером я понял, как сильно меня любят в России. Пришло пять тысяч человек, и все они радовались от души.
МК: Объясните мне одну вещь. Вчера вечером был грандиозный успех, позавчера — то же самое. У вас остается время на то, чтобы расслабиться, поболтать с соседями, обсудить, как вчера все хорошо прошло? Или вы сразу несетесь вперед?
ФД: Нет. У меня двойственное отношение, и это очень важно. Во-первых, я всегда все воспринимаю крайне критично. Успех, триумф — это хорошо, но меня интересует, что не получилось, пусть даже меня уверяют, что никто этого не заметил. Я-то заметил! И это портит мне весь вечер. Я не могу допустить, чтобы хоть что-нибудь, даже мелочь, пошло не так, как нужно. Я считаю, что истинный успех — это успех всеобщий, и я не могу быть счастлив, если не все заслужили финальные аплодисменты. Достаточно ошибиться одному — и успех всеобщим уже не будет. Точно так же как не хватит одного хорошего исполнителя, чтобы сделать успешным целое представление. В моей работе — не так, как в живописи, где ты распоряжаешься единолично. Это множество жизней, множество людей, и у каждого — своя история, свое творческое отношение, да и публика от раза к разу меняется. Ни одно представление не повторяет другое, всегда что-то выходит иначе, и вот эти-то различия меня и притягивают. Часто выходит так, что различие — это улучшение. Певец исполнял свою партию все время одинаково, а тут взял и сделал что-то необычайное. Это меня очень вдохновляет. В общем, работа непрерывная, мозг все время включен, и я никогда не расслабляюсь.
МК: Это проблема или преимущество?
ФД: Наверное, преимущество. Но это обходится очень дорого. Я все время в напряжении, не могу расслабиться, в результате у меня начинаются нервные проблемы.
МК: Да ладно вам.
ФД: Мне уже 84, и будущее передо мной не безгранично. Я все думаю, сколько мне осталось лет? Или сколько месяцев?
МК: Есть какая-то разница между публикой в Италии и публикой в России?
ФД: С моей точки зрения — нет. Меня очень хорошо воспринимают зрители. У моих фильмов есть душа.
МК: Как вы себя чувствуете в Голливуде?