А вот другое довольно забавное происшествие. В Могильне некоторое время квартировали русские войска, которым однажды выдали новое обмундирование, разрешив продать старое. Старший мой брат Иосиф и двоюродный Бэр купили у знакомых солдат медные пуговицы и пришили их как величайшее украшение на брюки вместо деревянных. Того же немедленно захотелось и мне. Не имея иных средств разжиться пуговицами, я попросил отца уговорить Иосифа и Бэра поделиться со мной частью своих. Отец высоко ставил справедливость, меня же любил больше всего на свете, и он принял такое решение. Разумеется, медные пуговицы — законное достояние их владельцев, но так много украшений Иосифу и Бэру ни к чему. Следовательно, будет справедливо, если они уступят мне кое-что из своего избытка. Настаивая на этом, он привел следующее место из Священного Писания: «Безбожный приобретает вещь, а благочестивый одевается ею» [62]. Иосиф и Бэр были, конечно, страшно раздосадованы, но не посмели ослушаться, и мои брюки тоже заблистали медными пуговицами.
Братья мои, родной и двоюродный, не могли успокоиться. Их громкие жалобы на неправосудный приговор утомили отца, и он сказал, отозвав Иосифа и Бэра в сторонку: «Так или иначе, пуговицы уже пришиты к брюкам Соломона. Силой отбирать их у него я запрещаю, но, если вы найдете способ вернуть свое иначе — это разрешается».
Братья посовещались, а потом подошли ко мне со словами: «Вот так так! Пуговицы пришиты к суконным штанам бумажными нитками, а ведь надо пришивать пеньковыми! Таков закон! Их срочно нужно отрезать!» — и они, пользуясь моим замешательством, так и сделали. Я побежал за удаляющимися хитрецами, требуя, чтобы они вернули мне украшения, но братья только смеялись. Смеялся добродушно и отец: «Тебя обманули, а ты был слишком легковерен. Я больше ничем не могу тебе помочь. Надеюсь, в следующий раз будешь умнее».
Так остался я с деревянными пуговицами, а братья, сталкиваясь со мной, долгое время еще издевательски повторяли вместо приветствия: «Безбожный приобретает вещь, а благочестивый одевается ею».
Глава IX
Я был благообразным, сообразительным и общительным мальчиком, полным не всегда осознанных, но нетерпеливых желаний. Благодаря строгому воспитанию и почти полному отсутствию общения с посторонними женщинами, я до одиннадцатого года не обнаруживал никакого интереса к прекрасному полу. Но однажды все изменилось.
К нам в услужение поступила бедная, но очень красивая девушка моих лет. Она мне очень понравилась. Во мне разгорелись предчувствия, которых я до той поры не ведал. Однако, согласно строгой раввинской морали, я не только не мог завести разговор с юной служанкой, но и внимательно рассмотреть ее, ограничиваясь брошенными украдкой короткими взглядами.
По обычаю этой местности все женщины и девушки нашего дома отправлялись два раза в неделю в баню, стоявшую на речном берегу. В один из таких дней я совершенно, как мне казалось, неосознанно очутился поблизости и увидел заинтересовавшую меня красивую служанку, прыгнувшую из бани в реку. Я пришел в несказанный восторг. Потом, немного успокоившись и вспомнив талмудический закон, решил было сразу уйти, но не смог, словно прикованный к месту. С этих пор я постоянно находился в каком-то особом волнении и ожидании, и так продолжалось до самой моей свадьбы.
У нашего соседа-арендатора было два сына и три дочери. Старшая, Дебора, — уже замужняя. Вторая, Пессель, была почти одних лет со мной. Многие находили даже некоторое сходство между нами и потому полагали, что сами небеса предопределили для нас счастливый брак. Мы действительно питали друг к другу взаимную привязанность.
62
(
В дидактических книгах Библии (в особенности в книге
Перевод: «Вот доля грешника с Богом…» (27:13); «Он (грешник) приготовит, а праведник одевает…» (27:17).