Надо признать, что я был далек от идеальной формы. Мне уже было 34 года. Я смирился с тем, что буду проводить на льду 8-10 минут, исполняя определенную, четкую роль. Но Плейфэйр давал мне только 5 минут игрового времени. Будто я ничего не умею, кроме как махать кулаками. В итоге, я быстро потерял интерес.
На протяжении всей карьеры я был верным солдатом. Я был готов пойти на все, чтобы защитить своих партнеров. Если ко мне относились с уважением, то преданнее меня человека не найти. Но если тренеры не ценят мои усилия, то жажда борьбы угасает. Так я устроен. Я был готов перегрызть глотку врагу за Скотти Боумэна. Я чувствовал, что он ценит мои усилия. Такие же отношения у нас сложились и с Дэррилом Саттером.
Но я не чувствовал связи с Плейфэйром. Возможно, это только мои проблемы. На все вышло именно так.
Я обсудил сложившуюся ситуацию с Дэррилом Саттером. Но он заявил, что позволит Плейфэйру принимать собственные решения. Саттер – честный человек, он не будет хитрить. Он был генеральным менеджером и не собирался лезть в тренерскую работу. И я уважаю его за такой подход.
По ходу сезона я получил травму, что, конечно, только усугубило мое положение. В итоге, я принял участие только в 32 встречах, проводя на льду в среднем около 5 минут.
Мой контракт с «Флэймс» подошел к концу. Я намеревался попробовать себе еще где-нибудь. Но мои планы нарушил звонок от представителей Ассоциации игроков НХЛ. Я вновь сдал положительный тест на употреблении марихуаны. Для меня это было не в первой в карьере. Однако употребление марихуаны не дает тебе никакого преимущества на льду, так что за это лига не могла меня дисквалифицировать. Однако, на тот момент я уже сдал столько положительных тестов, что для дисквалификации нужен был только формальный повод.
Меня пригласили на заседании и объявили, что я не могу заключить контракт с другой командой. Меня не допустят к выступлениям до тех пор, пока я не пройду полный курс реабилитации.
Это не стало для меня сюрпризом. Я знал, что молот правосудия рано или поздно обрушится на мою голову. Я понимал, что мне стоит прислушаться к людям.
Я отправился в Калифорнию. На момент моего отъезда, мы даже планировали с Анной провести настоящую свадебную церемонию. Удивительно, но в реабилитационном центре даже поддержали эту идею. Мне разрешили вернуться в Калгари, дабы обновить наши клятвы в 2007 году.
У меня было много времени на размышления. И, в конце концов, я осознал, что наш брак с Анной не будет счастливым. Она хотел детей. Я был честен с ней и признался, что больше не хочу заводить потомство. Ей было сложно смириться с этим. И рано или поздно это бы разрушило наш брак.
Вернувшись в Калгари после лечения, я заявил Анне, что должен уехать в Детройт, должен восстановить связи с детьми. Она хотела ехать со мной, она хотела, чтобы я остался в Калгари и мы обсудили наш брак. В общем, если я уеду, то между нами все кончено.
Пока она была на работе, я написал ей прощальное письмо. Собрал свои пожитки, закинул их в тачку и отправился в Детройт.
Я любил Анну. Она была прекрасной женой. Она любила меня. Это прекрасный человек. Я никогда не хотел навредить ей. Она заслуживала большего, чем я мог предложить. Она просто стала жертвой обстоятельств. Я вел себя некрасиво по отношению к ней. Изменял. Она достойна большего.
Моя первая жена – Черил – стала жаловаться, что дети растут без отца. Если бы остался в Калгари, то не смог бы видеться с ними. Я находился под серьезным давлением. Только потом я осознал, насколько действительно я некрасиво поступил с Анной. Считаю, что моя экс-жена умело сыграла на моем чувстве вины.
Я много думаю о своих отношениях с семьей. Считаю, что Черил и дети не могут жаловаться на свое финансовое положение. Однако не чувствую благодарности за это. Пусть я оставался без гроша в кармане, но всегда следил, чтобы подобного не случилось с моей семьей. Черил никогда не ходила на работу и всегда была рядом с детьми. Несмотря на это, она до сих пор оспаривает в суде часть моей пенсии. И на чьи деньги она наняла хороших адвокатов, как думаете?
Вернувшись в Детройт, я поселился в подвале дома Черил. Это было неверное решение, так как всплыли те проблемы, которых я пытался избежать, уйдя от нее.
Мои мать и сестра всегда поддерживали Черил. Именно поэтому они так и не приняли Анну. А в тот период жизни мне очень требовалась их поддержка.