— Весьма деликатная работа, — сказал он удрученно. — Слуги не любят, когда их расспрашивают о возрасте. И что делать с Няней?
Няня явилась и, скрестив руки на своем белоснежном фартуке, встала перед папой с вопросительным видом.
— Так что, понимаете, — заключил папа, вкратце объяснив суть переписи населения, — я просто обязан сообщить возраст каждого. Что… э-э-э… мне написать о вас?
— Что желаете, — сказала Няня вежливо.
— Да, но я… э-э-э… должен знать…
— Пишите, как вам кажется лучше, сэр.
Считая, что ей, по крайней мере, лет семьдесят пять, папа осторожно предположил:
— Э-э-э, ну, например, пятьдесят девять? Что-то в этом роде?
На морщинистом лице отразилось страдание.
— Неужели я выгляжу такой старой, сэр? — спросила Няня с неподдельной горечью.
— Нет, что вы, но все-таки что мне сказать?
Няня повторила свой ход.
— То, что вы считаете правильным, сэр, — сказала она с достоинством.
Примирившись, папа написал, что ей шестьдесят четыре года. И в наши дни случается встретиться с подобным явлением. Когда мой муж, Макс, работал с польскими и югославскими пилотами во время последней войны, он сталкивался с реакцией точь-в-точь как у Няни.
— Возраст?
— Какой угодно — двадцать, тридцать, сорок — как вам будет угодно, — отвечали они, дружески разводя руками, — не имеет никакого значения.
— Где родились?
— Где хотите. Краков, Варшава, Белград. Загреб… Где хотите.
Нельзя яснее выразить всю смехотворность этих фактических деталей.
Совершенно так же ведут себя арабы.
— Как поживает ваш отец?
— Хорошо, но только он очень старый.
— Сколько же ему лет?
— О, очень много, девяносто или девяносто пять.
При этом оказывается, что отцу, о котором идет речь, лет пятьдесят.
Но так уж устроена жизнь. Когда вы молоды, вы молоды; когда обретаете зрелость, вы «в расцвете лет»; но когда расцвет сменяется увяданием, вы стары. А уж если стары, то возраст не имеет никакого значения.
В пять лет на день рождения мне подарили собаку — это было самое оглушительное событие из всех, которые мне довелось пережить до тех пор; настолько невероятное счастье, что я в прямом смысле лишилась дара речи. Встречаясь с расхожим выражением «онеметь от восторга», я понимаю, что это простая констатация факта. Я действительно онемела, — я не могла даже выдавить из себя «спасибо», не смела посмотреть на мою прекрасную собаку и отвернулась от нее. Я срочно нуждалась в одиночестве, чтобы осознать это несусветное чудо. (Такая реакция осталась характерной для меня на протяжении всей жизни — и почему надо быть такой глупой?) Кажется, насколько подсказывает память, я убежала в туалет — идеальное место, чтобы прийти в себя, где никто не сможет потревожить мои размышления. Туалеты в те времена были комфортабельными, чуть ли не жилыми помещениями. Я опустила крышку унитаза, сделанную из красного дерева, села на нее, уставилась невидящими глазами на висевшую напротив карту Торки и стала думать об обрушившемся на меня счастье.
— У меня есть собака… собака… Моя собственная собака, моя собственная настоящая собака… Йоркширский терьер… моя собака, моя собственная настоящая собака…
Позднее мама рассказала мне, что папа был очень разочарован моей реакцией на подарок.
— Я думал, — сказал он, — девочка будет довольна. Но, похоже, она даже не обратила внимания на собаку.
Но мама, которая всегда все понимала, сказала, что мне нужно время.
— Она еще не может уяснить себе все до конца.
Пока я размышляла, четырехмесячный щенок печально побрел в сад и прижался к ногам нашего сварливого садовника по имени Дэйви. Щенка вырастил один из сезонных садовых рабочих. Вид заступа, погруженного в землю, напомнил ему родной дом. Он сел на дорожку и стал внимательно наблюдать за садовником, рыхлившим почву.
Именно здесь в положенный срок и состоялось наше знакомство. Мы оба робели и делали нерешительные попытки приблизиться друг к другу. Но к концу недели мы с Тони оказались неразлучны. Официальное имя, данное ему папой, Джордж Вашингтон, я тотчас для краткости предложила заменить на Тони. Тони был идеальной собакой для ребенка — покладистый, ласковый, с удовольствием откликавшийся на все мои выдумки. Няня оказалась избавленной от некоторых испытаний. Как знаки высшего отличия разные банты украшали теперь Тони, который с удовольствием поедал их заодно с тапочками. Он удостоился чести стать одним из героев моей новой тайной саги. К Дики (кенарю Голди) и Диксмистресс присоединился теперь Лорд Тони.