— Надеюсь, ваша жена не заметит, — вскользь роняла она, преподнося подарки. — Я бы ни в коем случае не хотела огорчать ее.
Старые джентльмены галантно благодарили ее и уходили, чертовски гордясь своей мужской неотразимостью. Я всегда робела от их галантности. Шутки, которые они отпускали, чтобы развеселить меня, не казались мне забавными, а манера заигрывать заставляла нервничать.
— А что наша маленькая леди хочет на десерт? Сладости для маленькой сладкой леди. Персик? Или, может быть, золотистую сливу под стать золотым локонам?
Покраснев от смущения, я, запинаясь, невнятно выговаривала:
— Персик, пожалуйста.
— А какой? Выбирайте!
— Пожалуйста, — говорила я тихо, — самый большой и самый спелый.
В ответ раздавался взрыв смеха. Совершенно невольно я, оказывается, очень удачно пошутила.
— Никогда не следует просить самый большой, — объясняла мне потом Няня, — вас будут считать обжорой.
Обжора — да, с этим я могла согласиться, но что тут смешного? Знаток светской жизни, Няня свободно ориентировалась в ее стихии.
— Есть надо быстрее. Представьте себе, что, когда вы вырастете, вас пригласят на обед к герцогу!
Нельзя было представить себе ничего более невероятного, но допустим.
— В доме герцога будет главный дворецкий и несколько лакеев, и, когда придет время, они заберут вашу тарелку, независимо от того, кончили вы есть или нет.
От такой перспективы я побледнела и, не мешкая, набросилась на баранью котлету.
Няня часто рассказывала мне о различных случаях из аристократической жизни. Ее рассказы воспламеняли мое честолюбие. Больше всего на свете я мечтала в один прекрасный день стать леди Агатой. Но глубокая осведомленность Няни в области социальных отношений делала ее абсолютно неумолимой.
— Этого не случится никогда, — сказала она.
— Никогда? — с ужасом спросила я.
— Никогда, — ответила Няня, убежденная реалистка. — Чтобы стать леди Агатой, вы должны родиться ею. Вы должны быть дочерью герцога, маркиза или графа. Если вы выйдете замуж за герцога, вы станете герцогиней, но только потому, что такой титул носит ваш муж. Это вовсе не то же самое, что родиться леди Агатой.
Так произошло мое первое столкновение с неизбежностью. Недостижимое существует. Важно осознать эту истину как можно раньше, и она сослужит вам хорошую службу в жизни. Да, есть на свете вещи, которых у вас не будет никогда, — например, от природы вьющиеся волосы, темные глаза (если у вас голубые) или титул леди Агаты.
В целом я думаю, что те проявления врожденного снобизма, которые оказались не чуждыми моему детству, не так невыносимы, как снобизм, идущий от богатства или интеллекта. Нынешний интеллектуальный снобизм породил особую форму зависти и злобы. Родители убеждены в том, что их потомство должно блистать.
— Мы принесли огромные жертвы ради того, чтобы дать тебе хорошее образование, — говорят они.
Если ребенок не оправдывает родительских ожиданий, он живет с чувством вины. Окружающие твердо уверены, что все зависит только от благоприятного стечения обстоятельств, а отнюдь не от природных склонностей.
Думаю, что в конце викторианской эры родители мыслили реалистичнее и принимали во внимание возможности своих детей, озабоченные больше всего тем, чтобы жизнь принесла им счастье. Они гораздо меньше думали о том, чтобы их дети были «не хуже других». Сейчас я часто чувствую, что родители жаждут успеха своих детей исключительно ради собственного престижа. Викторианцы хладнокровнее смотрели на своих отпрысков и имели твердое мнение об их способностях. «А», совершенно очевидно, будет красавицей, «В» — умницей, «С», по-видимому, не суждено ослеплять ни красотой, ни умом. Лучше всего для «С» какое-нибудь порядочное ремесло. И так далее. Конечно, они ошибались иногда, но в целом такой принцип срабатывал. Сознание, что от вас не ждут того, к чему вы не способны, приносило огромное облегчение.
В противоположность многим из наших друзей мы отнюдь не были зажиточной семьей. Американец по происхождению, мой отец автоматически считался богатым, как все американцы. На самом деле мы жили вполне комфортабельно, но не более того. У нас не было ни дворецкого, ни лакея. Мы не держали выезда с кучером. У нас было трое слуг, а по тем временам меньше нельзя было себе представить. Если в дождливый день мы собирались пойти к друзьям на чашку чая, то полторы мили шагали под дождем в плащах и галошах. Мы никогда не вызывали кэба, разве что речь шла о настоящем бале и под угрозой оказывался бальный наряд.