В этот год Мэри оставалась у нас до начала июня. Здоровье моей жены было хрупким, и по пожеланию врача, после того, как Мэри оставила нас, мы на две недели отправились в Рамсгэйт. Некоторое время я зарабатывал на жизнь в качестве управляющего издательской компании Кигэна Пола — одного из предприятий Боттомли, которое в отличие от большинства других не пришло к полному разорению, но много лет влачило бесприбыльное существование; я также много писал для индийских газет, это была тяжёлая работа. В июле моя жена отправилась с Арундэйлами на ферму на Саутхэмптонский залив, а я — в путешествие на Нордкапп на одном из норвежских пароходов с парусным оснащением. На обратном пути я свалился с очень серьёзным воспалением горла, что заставило меня день или два пролежать в гостинице в Копенгагене, но снова был в порядке и вернулся домой через Гамбург на одном из германских пароходов, который направлялся в Америку, но заходил в Саутгемптон. Моя жена в то время была в Саутси, и я присоединился к ней там. По возвращении домой мы предприняли попытки найти более дешёвый дом, но в конце концов агент, представлявший владелицу Лейнстер Гарднз, согласился дать нам значительную скидку, так что мы остались.
В 1893 г. Мэри приехала к нам раньше обычного, в конце января, и хотя наши месмерические занятия, встречи группы и другая теософическая деятельность проходили в таком же объёме, как обычно, а Мэри и моя жена постоянно заболевали так или иначе, в апреле произошло захватывающее событие. Мэри под срочным давлением своего высшего «я», которое мы называли «Она», решила вступить в брак. Поскольку в этом рассказе я скрыл её настоящее имя, я должен скрыть и имя человека, который должен был стать её мужем, и о многом, связанном с этой помолвкой, я не могу свободно говорить. В своём бодрствующем сознании Мэри относилась к замужеству с сильной неохотой, но она была вынуждена на это согласиться. Насколько я мог заключить, когда она была в трансе, сам Учитель отказался как-либо вмешиваться в это дело. Её будущий муж был человеком, о котором мы с женой были очень высокого мнения, один из наших самых близких друзей теософов, но мы чувствовали, что этот брак положит конец тем условиям, которые до сих пор определяли наше общение с Мэри.
Она уехала от нас домой в июне, но снова была с нами в сентябре и вышла замуж, уехав из нашего дома во вторник 10 октября 1893 г. Последствия этого брака были странными и непредвиденными, и вместо того, чтобы доставать из дневника маленькие случаи один за другим по мере развития событий, будет удобнее разобрать это дело полностью.
Некоторое время в наших отношениях с Мэри не было заметно никаких разительных изменений. Её муж сам никоим образом не противодействовал сохранению её прежнего положения. Иногда она приходила к нам пообедать, провести сеанс и переночевать. Я иногда навещал её в её новом доме и месмерически оказывал ей помощь, если она плохо себя чувствовала. Но постепенно я стал замечать, что по мере того, как её бодрое вхождение в новую жизнь становилось более очевидным, её прежний интерес к встречам Лондонской ложи и моим лекциям стал затухать. Она могла пропускать их ради развлечений в обществе, тогда как раньше они были для неё важнее всего прочего. Затем она стала проявлять озабоченность, чтобы скрыть свою связь с теософией от родственников своего мужа (за исключением его сестёр, которые сами были искренне к ней привязаны). Я должен объяснить, что её муж был очень обеспеченным и был тесно связан с очень богатой семьёй. Он, что всегда нужно понимать, готов был пожертвовать всем ради теософии, но его преданность была сосредоточена на его жене, чей психический дар и духовное развитие (на момент брака) завоевали его безусловную верность.
Изменения в отмеченном мною направлении шли медленно, но верно. Обстоятельства, которые я припоминаю, позволяют мне определённо установить дату окончания моих прежних отношений с Мэри. Это был 1898 год. Внешне мы оставались близкими друзьями, но оккультная связь затухала по мере того, как Мэри становилась всё больше поглощена мирскими интересами своей супружеской жизни. Поначалу я был рад тому, что её брак оказался намного более счастливым, чем она ожидала, но в этих изменениях был оттенок печали. И это привело к некоторой напряжённости между ею и моей женой, чья безусловная преданность высшей жизни сделала для неё почти нетерпимым откат Мэри. Мэри, когда была с мужем, могла спонтанно входить в состояние транса и говорить с ним, как казалось, с прежнего уровня её «Я». Но у нас с женой началось недоверие к её сообщениям, о которых мы слышали. Что касается меня, то после 1898 г. у меня уже не было с Мэри никаких сеансов прежнего характера, и не было ни малейшего проблеска, напоминавшего сообщения, полученные от Учителя.