Эта договорённость оказалась не очень успешной и много лет не продлилась. Я достаточно неплохо успевал по элементарной математике и французскому, но был не в состоянии достичь успехов в латыни и у меня постоянно были связанные с этим неприятности.
Моя внешкольная жизнь в тот период стала несколько светлее благодаря доброте сестёр Джона Стюарта Милла. Моя мать была знакома с их семьёй и мы часто ходили к ним в гости на Кенсингтон Сквэр. Так что я помню мать Милла, что сейчас кажется глубокой стариной. Помню, что когда мне было 12 лет, с одной из мисс Милл мы отправились посмотреть похороны герцога Веллингтона из сада Малборо Хауса — в то время он был не королевской резиденцией, а просто общественным зданием, используемым для разных контор.
Мой краткий школьный курс закончился следующим образом. У меня возникла глубокая неприязнь к учителю латыни, и одним утром я имел глупость написать мелом на доске в кабинете математики оскорбления в его адрес. Меня выявили, так как всех мальчиков опросили, и я, рад теперь признаться, не стал врать. Меня вызвали к завучу и заставили выучить 500 строк на латыни, причём я должен был находиться взаперти, пока это не будет сделано. Дисциплина в этой школе осуществлялась без всяких телесных наказаний.
После того, как я несколько дней находился взаперти в школе с утра до самого вечера, нисколько не продвинувшись в данной мне задаче, мать забрала меня из школы совсем и дала мне работу, подходящую моим вкусам — черчение. В то время все мои склонности были направлены к инженерной деятельности, но у меня не было денег, чтобы законно заняться этой профессией. Моим единственным шансом было начать в качестве чертёжника. Скоро я приобрёл неплохие навыки в этом деле и с помощью сестёр Милл был взят в качестве бесплатного подмастерья в чертёжную контору одного из патентных агентств в Линколнс Инн Филдс. Со мной не очень великодушно поступили, так как я выполнял ту же самую работу, что и старшие, получавшие полную плату чертёжники, так что этот период я тоже вспоминаю, как очень несчастливый. Главному чертёжнику я не нравился, так как он поначалу видел во мне мальчика на посылках. Я протестовал против такого подхода, и старший партнёр фирмы принял мою сторону, но эта неприятная напряжённость не была большим облегчением, хотя в конце концов я был удостоен щедрого жалования в 10 шиллингов в неделю.
Позже, уже как вполне компетентный чертёжник, я получил нормально оплачиваемую работу в других фирмах и наконец был в состоянии зарабатывать себе на жизнь и облегчить нагрузку на скудные заработки матери.
Раз уж я обратился к периоду своего детства, тут пожалуй будет уместно попытаться дать читателю более ясное представление о примечательной личности моей матери. Если бы ей больше повезло, я уверен, что она добилась бы известности в литературе. Единственная важная книга, которую она смогла написать, будучи вдовой, «Обходные пути истории» (Byways of History), привлкла внимание, но необходимость зарабатывать на хлеб для детей не дала ей продолжить создавать оригинальные труды и всё мое бедное детство она зарабатывала переводами и писала для журналов, если могла получить от них хоть несколько фунтов. Должно быть, когда она писала свою книгу, у неё ещё оставалась деньги от моего отца, т.к. она ездила в Германию, взяв меня, ещё маленького, с собой, и останавливалась на некоторое время во Франкфурте, собирая материал. Конечно, мои воспоминания об этом периоде самые смутные. Чёткие воспоминания начинаются с более позднего периода, когда мы жили в маленьком домике в Кентиш Тауне.
В моём распоряжении ещё остались некоторые старые дневники, которые моя мать вела в тот период. Это лишь фрагменты, не дающие связной истории её жизни. Я не всегда могу выяснить, где они написаны, они касаются больше состояния чувств, нежели событий, так что это очень грустное чтение, ибо жизнь моей матери в то время была омрачена разнообразными бедами и печалями.