Настырный труженик пера моментально прицепился к «Авенсису», громко возмущаясь, что он такой грязный. А каким же ему еще быть, ведь до него просто не доходили руки. Тогда журналист неожиданно вызвался вымыть машину. Может, потому, что я категорически отказалась давать интервью и он таким образом попытался меня умилостивить? Дело доброе, ничего не скажешь. Кран и шланг были тут же, во дворе, и молодой человек, не дожидаясь разрешения, взялся за дело. Для меня в тот момент гораздо важнее было хоть как-то обустроить кухню, вставить одиннадцать пропущенных страниц в книгу в нужное место и немедленно высадить сто луковичек тюльпанов, до машины ли тут? Сообразив, что я и без того потратила на молодого нахала много времени, за которое сто раз успела бы дать какое-никакое интервью, махнула на него рукой и умчалась по своим делам. Уж не знаю, выдала ли пани Хеня ему какую-нибудь щетку и тряпку или он драил «Авенсис» своей рубашкой. Но отдраил без сомнения, после чего опять пристал ко мне. Ну хоть самое коротенькое интервью!
— Ладно, — устало согласилась я. — Валяйте, да побыстрее. Поехали!
Представьте, мои слова он воспринял буквально. Попросил меня сесть в сверкающий «Авенсис» и отъехать от дома, хоть на несколько метров, чтобы была пусть завалящая, но природа. Хорошо, природа так природа. Я заявила, что едем ровно три минуты — и ни на секунду больше, ни на метр дальше.
Так мы и сделали. Доехали до дамбы, прекрасный пейзаж, долина Вислы. Я ответила на вопросы, репортер немного пощелкал фотоаппаратом, и я решительно двинулась обратно. Мы условились о дне, когда он доставит текст интервью мне на подпись, и парень, слава богу, исчез.
А потом вышел его журнал, «Гала» назывался, и выяснилось, что меня, как девчонку, обвели вокруг пальца.
Да, текст он представил, но не на бумаге, а на малюсеньком экране своего крошечного ноутбука. Я привыкла к нормальному чтению на бумаге, чтобы можно было вникнуть в написанное, внести поправки. Подслеповатый экранчик — это вам не бумажные листы. Я долго вглядывалась в текст своего интервью. Где мои критические замечания об электронике «Авенсиса»? Где о слабом аккумуляторе, о беспричинном диком вое, о том, что машина с самого начала прониклась ко мне неприязнью? Ни слова об этом! Сохранились лишь две-три похвалы «тойоте», ведь я справедливо отдала ей должное, пусть и очень сдержанно, в его же версии это было раздуто самым бессовестным образом, превратившись в безоглядное восхваление заразы.
Журналист смиренно и покаянно выслушал мои возмущенные протесты, заявив, что в следующий раз непременно разделает «Авенсис» под орех, но он ничего не мог поделать, в журнале все решает шеф. Ну что с него взять? Я лишь рукой махнула.
Эти перепалки происходили на стадии ноутбука, а потом я увидела журнал… Просто рекламный проспект, а не журнал! Да я бы ни за что на свете не согласилась рекламировать что-либо, тем более — такую сволочь, как моя машина! Я же понимаю — бракованная серия. Ни за какие сокровища мира не стала бы ее расхваливать, а уж тем паче бесплатно. Паршивец ловко кинул меня, надул, другими словами.
Естественно, мы с моим литературным агентом, паном Тадеушем, как два огнедышащих дракона, пылая жаждой мести, бросились в суд, чтобы привлечь к ответственности бульварный листок. Но выяснилось, что за все ответил бы только парень, вымывший мою машину. И что? От него требовать возмещения морального ущерба? Наказать его, конечно, следовало бы, никакого сомнения, но тратить время, силы и деньги ради него одного? Идиотизм.
Что не помешало мне хорошенько запомнить людей, втянувших меня в эту кретинскую историю.
Моей же гангрене и этого оказалось мало. Вскоре после описанных событий эта гадина позволила себя угнать.
«Авенсис» по-прежнему стоял во дворе, так как гараж все еще был занят. Теперь там оборудовали столярную мастерскую.
Сигнализацию в доме и в машине я не включала из страха. По-моему, я достаточно доходчиво описала, как электроника отравляет мою жизнь, правда же? Навсегда останется в моей памяти шок, пережитый в первую же ночь после переезда, когда я все же включила в доме проклятую сигнализацию. В ту ночь трижды приезжала полиция, будила меня, я выскакивала на другую сторону дома и обмирала от загробного воя, а полиция тщетно искала грабителей по всему дому и его окрестностям.