Теперь стала звонить ему и по поводу проблем с сотовым прибором, который иногда откалывал очень странные номера. Как-то, вернувшись от Мачека, я обнаружила, что мобильник мой блокирован. По счастью, к этому времени я уже малость разбиралась в таких вещах и знала — надо, чтобы кто-нибудь позвонил мне, тогда блокировка снимется. Вот только не выпытывайте у меня технические подробности!
Звоню Мачеку и говорю ему таинственно:
— Слушай, если ты сейчас мне позвонишь на сотовый, я скажу, что увидела в твоем доме, когда выходила.
Ясное дело, Мачек тут же мне перезвонил:
— Что ты видела?!
— Большую крысу, ну прямо с поросенка. Карабкалась вверх по канализационной трубе.
— Ты шутишь?
— Провались я на этом месте. Надо что-то предпринять…
— О господи! — простонал Мачек и отключился.
Или вот еще случай. Находясь за пределами родной страны, я позвонила Мачеку:
— Пожалуйста, позвони Тадику, пусть он позвонит Марии, она даст ему телефон Юстины, пусть Тадик затем позвонит Юстине, чтобы та зашла ко мне домой, у нее есть ключи, нашла большую зеленую записную книжку и немедленно перезвонила мне. Забыла я эту книжку, а без нее как без рук…
Мачек осторожно поинтересовался:
— А как же быть с номером телефона Марии?
— Тадик знает, он недавно ставил ей дверь. И мой телефон должен знать. Погоди, на всякий случай продиктую. Есть чем записать?
Так что моя память измывалась исключительно над Мачеком.
Сотовые — это было всего лишь невинное начало. Цветочки, можно сказать. Потом достижения технического прогресса повалили одно за другим. Скажем, компьютер. Думаю, решение завести его спровоцировали ошибки наборщика.
Разумеется, вколачивая текст, любой делает ошибки. Для того и существует корректор, он их исправляет. Я пришла к выводу, что из двух зол лучше уж исправлять собственные ошибки, чем чужие, все же меньше работы, и согласилась впустить в дом компьютер. Устройство, скажу прямо, для меня совершенно непонятное. Однако печатать на нем я научилась быстро и теперь все печатала сама, а наборщику посылала дискетку. Думаю, вы не сомневаетесь — сбрасывать информацию на дискету я не умею и по сей день, так же как и открывать дискету. Для этого меня посещает умный человек, который в состоянии это сделать. Или же, в крайнем случае, я сама, но какой ценой! Прижав сотовый к уху, с вытаращенными от напряжения глазами, дрожащими пальцами я выполняю телефонные указания моего знакомого, гениального компьютерщика, к тому же обладающего ангельским терпением. Ага, мышкой вон туда, теперь стукнуть по этой клавише… Странно, но иногда удается добиться желаемого результата.
Естественно, компьютером не закончилось. Я купила себе новую «тойоту» под названием «Авенсис». К машинам я с юности привыкла, но эта… Убейте, но до сих пор я не могу понять, что побудило меня сменить почтенную, честную, заслуженную «Корину» на «Авенсис». С чего мне вообще втемяшилась в голову такая дурь? Не иначе как временное помутнение рассудка.
И этих проклятых «Авенсисов» у меня было подряд три штуки!
Минутку. Я же собиралась соблюдать хронологию. Тогда к черту «Авенсисы», вернусь к ним, когда придет время. Пока же на дворе год 2000-й.
В возрасте двенадцати лет, читая научную фантастику, я пыталась представить себе этот год 2000-й и гадала, доживу ли до него. Старательно высчитала, сколько мне тогда будет, и засомневалась, дотяну ли до столь преклонного возраста. Ведь это же настоящая дряхлость — дальше некуда, песок, труха и руины. Разве что с того света взгляну на землю — что там происходит?
Позже у меня уже не было времени заниматься глупостями, и двухтысячный год вылетел из головы. Я даже не соотнесла этой переломной даты с собственными недугами. Не выношу говорить о своих болячках, а тем более писать, хотя кое о чем ненароком помянула в книгах. Ну ладно, был инфаркт, который я перенесла на ногах, и панове врачи радостно пообещали второй, я же назло им второго избежала. Зато во мне развилась и укрепилась болезнь, которую так ненавидят медики, а именно — аритмия. Кошмарная вещь. От нее не помрешь, однако и излечить практически нельзя, а пациенту сплошные мучения.
Все это сопровождалось развившейся то ли ишемией, то ли стенокардией и сердечной недостаточностью, то ли мерцанием предсердий — так, кажется, медики это называют. Что это такое — не знаю и знать не желаю, достаточно того, что штука просто невыносимая. Конечно же, я лечилась, терапевт вкупе с кардиологом подбирали мне лекарства, однако лечению активно мешали всевозможные жизненные обстоятельства, в том числе уже не раз упоминавшийся мною высокий четвертый этаж в доме без лифта. Ох уж эта лестница! Этаж высокий, конечно, относительно, до войны такие потолки считались бы низкими, о чем говорить, всего три метра с чем-то. Вот если бы четыре с чем-то, а еще лучше — пять…