Глава пятая
«Танцовальная Ея Императорского Величества школа»
– Но когда же и как вы оказались в Ленинграде? – нетерпеливо ерзая на стуле, спросил во время очередного интервью с Нуреевым иностранный журналист.
– Мне нужно было скопить три тысячи рублей, и я устроился работать в артель сапожников. Дважды в неделю я обучал их танцу. Это было начало моей карьеры, – смеясь отвечал Нуреев.
– Из Башкирии в Москву поезд ехал три дня. У меня было спальное место, так что все хорошо, доехал я с комфортом. А потом целый день с чемоданом стоял на вокзале, ожидая поезда, который доставит меня в Ленинград.
Примечательно, что в «Автобиографии» Рудольф Нуреев вспоминает этот эпизод несколько иначе: «На вокзале в Москве я посмотрел расписание поездов на Ленинград, они отправлялись чуть ли не каждые тридцать минут. Меня охватила паника. Какой выбрать? Где сидеть? Слишком судьбоносным было мое предприятие. В конце концов, я заскочил в первый попавшийся вагон».
Шестнадцать часов между Ленинградом и Москвой – именно столько ехал поезд. Мгновением или вечностью показалось Рудику это время? Какая, в сущности, разница? Ведь в итоге мечта Рудольфа Нуреева воплотилась в жизнь. И случилось это 17 августа 1955 года.
Явь ли это, сон ли? Он так стремился сюда, а в самый ответственный момент вдруг оробел и задержался у входа. Улица Росси. Ленинградское хореографическое училище, двумя столетиями ранее «Танцовальная Ея Императорского Величества школа», основанная императрицей Анной Иоанновной[8] с легкой руки французского танцмейстера Жан-Батиста Ланде.
Едва ли восемнадцатилетнего юношу, каким был в ту пору Рудольф Нуреев, могла занимать жизнь какого-то там Ланде. Соученики Рудольфа уверяют: в балетную школу приехал он не особенно начитанным и образованным. Годы спустя общаясь с журналистами, Нуреев с удовольствием будет рассказывать о том, с каким увлечением читает биографию писателя Федора Михайловича Достоевского, и признается: «В России я был слишком занят танцами, театром, музыкой. Не было времени на литературу. Кроме того, в России многие вещи навязывались. При таком давлении уже не хотелось читать ни Толстого, ни Пушкина, ни Чехова».
Тем не менее многое в судьбах Ланде и нашего героя кажется схожим: оба познали нужду, оба были без ума от музыки, оба танцевали, ставили спектакли и занимались обучением молодой поросли. Но если у Жан-Батиста все было позади, то Нуреев только начинал свой путь в балете. Долго стоял он на крыльце кузницы, давшей миру Тамару Карсавину, Матильду Кшесинскую, Анну Павлову, Вацлава Нижинского…
«Когда я впервые очутился здесь, мне явственно послышалось эхо шагов моих кумиров, – написал позднее Рудольф Нуреев. – Мариинский, Кировский! Волшебное слово для любителей балета от Англии до Японии, от Египта до Аргентины».
Резкий запах краски ударил в нос, за дверями рабочие заканчивали ремонт. Еще неделя и начнутся вступительные экзамены. О начале экзаменов Рудольфу любезно сообщил некий мужчина, стоявший тут же и оказавшийся директором училища Валентином Шелковым. Эти двое еще успеют узнать и возненавидеть друг друга, но пока в запасе у Рудольфа была неделя волнительного ожидания. Чтобы привести мысли и нервы в порядок, а также чтобы утолить свое любопытство, он гулял по Ленинграду. Этот город казался ему живым существом, крайне непостоянным в своих настроениях: «…он мог быть суровым, аскетичным, бесстрастным. А вечерами, когда на улицы высыпали студенты, он становился веселым и оживленным».
Рудику повезло. Всю неделю ему не пришлось прозябать на вокзале, как было, когда он впервые приехал в Москву. В этот раз юноша поселился у своей наставницы Анны Ивановны Удальцовой. По счастливому стечению обстоятельств, как раз в эти дни она гостила у дочери в Ленинграде.
И вот настал момент истины. Будущее Рудольфа Нуреева отчасти оказалось в руках артистки балета и балетного педагога – Веры Сергеевны Костровицкой.
«Я ощущал ее цепкое внимание, когда она наблюдала, как я выполнял стандартный набор упражнений и прыжков, требуемых на экзамене. Когда я закончил, она медленно подошла ко мне и сказала в присутствии всего класса: “Молодой человек, из вас получится блестящий танцовщик или полнейший нуль”. Она немного помолчала и добавила: “Скорее всего, из вас ничего не выйдет”.
Теперь я знаю, что означали тогда эти ее слова: я должен работать, как сумасшедший. Моя манера, весь мой танцевальный стиль были неустойчивы, текучи».
Как выяснилось позже, поступить в училище – полдела, но как здесь прижиться? В идеале балетом начинают заниматься в возрасте шести-семи лет. Рудольф начал в восемнадцать и, конечно, рядом с юными учащимися казался гадким утенком. Вот как описала журналистам Рудольфа тех лет декан исполнительского факультета Академии русского балета имени А. Я. Вагановой Марина Васильева: «Это был неказистый мальчишка, который очень трудно приживался в балетной школе. Он был самостоятельный и отчужденный. Постоянно получал дисциплинарные взыскания. В то же время было понятно, что парень очень способный. Правда, первое время с ним было мучительно: помню, как я просила педагогов не ставить меня с ним в дуэт – в дуэте он был очень слаб. Сегодня это звучит немножко смешно».