— Известно какую! Не вашу — офицерскую! Советы, — вот наша власть!
— Если Совет признаете, — идемте в Совет! Пусть там нас рассудят, кто прав, кто виноват.
На генерал-губернаторский дом я рассчитывал, как на возможность бегства. Я знал приблизительное расположение комнат, ибо ранее приходилось несколько раз быть там начальником караула.
К этому времени вокруг нас образовалась большая толпа. Я заметил при этом, что вновь прибывающие были гораздо свирепее других настроены.
— Итак, коли вы Советы признали — идем в Совет. А здесь на улице нам делать нечего.
Я сделал верный ход. Толпа загалдела. Одни кричали, что с нами нужно здесь же покончить, другие стояли за расправу в Совете, остальные просто бранились.
— Долго мы здесь стоять будем? Или своего Совета боитесь? — Чего ты нас Советом пугаешь? Думаете, вашего брата там по головке поглядят? Как бы не так! Там вам и кончание придет. Ведем их, товарищи, взаправду в Совет! До него тут рукой подать. Самое трудное было сделано.
— В Совет, так в Совет!
Мы первые двинулись по направлению к Скобелевской площади. За нами гудящая толпа солдат.
Начинались сумерки. Народу на улицах было много.
На шум толпы выбегали из кафе, магазинов и домов. Для Москвы, до сего времени настроенной мирно, вид возбужденной, гудящей толпы, ведущей двух офицеров, был необычен.
Никогда не забуду взглядов, бросаемых нам вслед прохожими и особенно женщинами. На нас смотрели, как на обреченных. Тут было и любопытство, и жалость, и бессильное желание нам помочь. Все глаза были обращены на нас, но ни одного слова, ни одного движения в нашу защиту.
Правда, один, неожиданно, за нас вступился. С виду приказчик, или парикмахер — маленький тщедушный человечек в запыленном котелке. Он забежал вперед, минуту шел с толпой и вдруг, волнуясь и заикаясь, заговорил:
— Куда вы их ведете, товарищи? Что они вам сделали? Посмотрите на них. Совсем молодые люди. Мальчики. Если и сделали что, то по глупости. Пожалейте их. Отпустите!
— Это еще что за защитник явился? Тебе чего здесь нужно? Мать твою так и так — видно жить тебе надоело! А ну, пойдем с нами!
Котелок сразу осел и замахал испуганно руками.
— Что вы, товарищи? Я разве что сказал? Я ничего не говорю. Вам лучше знать… И он, нырнув в толпу, скрылся. Неподалеку от Совета я чуть было окончательно не погубил дела. Я увидел в порядке идущую по Тверской полуроту нашего полка под командой молоденького прапорщика, лишь недавно прибывшего из училища. Меня окрылила надежда. Когда голова отряда поровнялась с нами, я, быстро сойдя с тротуара, остановил его (это был наряд, возвращающийся с какого-то дежурства). Перепуганный прапорщик, ведший роту, смотрел на меня с ужасом, не понимая моих намерений. Но нельзя было терять времени. Толпа, увидав стройные ряды солдат, стихла.
Я обратился к полуроте.
— Праздношатающиеся по улицам солдаты, в то время как вы исполняли свои долг, неся наряд, задержали двоих ваших офицеров. Считаете ли вы их вправе задерживать нас?
— Нет! Нет! — единодушный и дружный ответ.
— Для чего же у нас тогда комитеты и дисциплинарные суды, избранные вами?
— Правильно! Правильно!
Я совершил непозволительную ошибку. Мне нужно было сейчас же повести под своей командой солдат в казармы. Нас, конечно, никто не посмел бы тронуть. Вместо этого я проговорил еще не менее двух минут. Опомнившаяся от неожиданности, толпа начала просачиваться в ряды роты. Снова раздались враждебные нам голоса.
— Вы их не слушайте, товарищи! Неужто против своих пойдете? — Они тут на всю улицу царя вспоминали! — А мы их в Совет ведем. Там дело разберут! — Наш Совет — солдатский! Или Совету не доверяете?
Время было упущено. Кто-то из роты заговорил уже по-новому:
— А и правда, братцы! Коли ведут, значит за дело ведут. Нам нечего мешаться. В Совете, там разберут!
— Правильно! — так же дружно, как мне, ответили солдаты.
Говорить с ними было бесполезно. Передо мною была уже не рота, а толпа. Наши солдаты стояли вперемешку с чужими. Во мне поднялась злоба, победившая и страх и волнение.
— Запомните, что вы своих офицеров предали! Идем в Совет!
До Совета было рукой подать, что не дало возможности сызнова разъярившейся толпе с нами расправиться.
Скобелевская площадь оцеплена солдатами. Первые красные войска Москвы. Узнаю автомобилистов.
— Кто такие? Куда идете?
— Арестованных офицеров ведем. Про царя говорили. Объявления советские срывали.