Началась длительная, девятисуточная, осада ущелья. Никакие наши попытки ворваться в ущелье успеха не имели. Да я и не пытался этого сделать, могли быть большие потери. Надо было подавить огневые точки противника. Практически весь световой день над ущельем висела авиация, я наводил её на ущелье лично, именно на ущелье, а не на огневые точки. Как я уже говорил, мы не видели противника. Но расстояние между нами было не более 30 метров. И в таких условиях главное было, чтоб мне не побили солдат. С вертушками было по проще, скорости маленькие, высоты тоже не большие, им было легче разобраться, где враг, а где свои.
Огонь по противнику ведётся из трофейного пулемета ДШК.
А вот штурмовики, которые приходили с аэродрома в Кокойтах, юг Узбекистана, были опасны. Они выстраивались в круг, по четыре штуке и по очереди заходили на цель, с начало бомбили, а затем работали пушками и пулемётами. Но работали ювелирно, ни одна бомба, ни один снаряд, не разорвалась вне ущелья.
Минометчики отряда на огневой позиции
Авиацию запускали, как правило, с курсом «0», это точно с севера на юг вдоль ущелья.
Что только не бросали на это ущелье, и обычные бомбы, и объёмного взрыва, жгли напалмом, толку не было. Только мы пытались сунуться в ущелье, начинался плотный ружёйно-пулемётный огонь. Как я уже писал, во время авианалётов душманы прятались в пещеры, которые не могли взять ни какие бомбы. Прямые попадания были исключены.
Как только появлялась авиация, я сразу по радио выходил на корректировщика. Это был самолёт на базе АН-24, какой точно модификации с земли не было видно, он часами кружил на высоте более 4000 м. Вот он и руководил авиацией по моей наводке. Сейчас точно не помню, но, кажется, там находился Командующий авиации 40 Армии полковник Медведев. Я с земли давал курс, а ребята зажигали пирофакелы, чтобы обозначить наш передний край.
Налёт заканчивался, и они выползали из своих нор.
Во время одного из таких налётов нас обстреляли из миномёта. Видимо противник засёк, откуда наводится авиация.
Я это делал прямо из лагеря, стоя у БТРа, на котором стояла радиостанция для связи с авиацией. Лагерь мы развернули метров триста от входа в ущелье.
Первая мина разорвалась с недолётом, вторая с перелётом, было понятно, нас берут в вилку. Я приказал всем спрятаться за броню, огонь вёлся из американского 81 мм миномёта, броню наших бронемашин эта мина не пробивала. Третья мина разорвалась в метрах 30 от нас.
Я не мог укрыться, так как шла работа авиации, и надо было корректировать их действия, иначе накрыли бы моих ребят. В момент разрыва мины успел прыгнуть в узкий проход между машинами. Ещё в полёте почувствовал удар и боль в пятой точке. Ну, думаю, приехал, провоевал более полутора лет, ни одной царапины и тут получить ранее в задницу, стыдуха. Это же насмешки на всю жизнь, как в спектакле «Иван да Мария», смотрел в Киеве, в главных ролях такие замечательные артисты как Валерия Заклунная и Александр Мажуга.
Встал, ощупал себя, вроде брюки целы, крови нет, а боль есть. Видимо, меня ударило камнем, голышом. Но корма оказалось крепкой, не треснула. Дня три сидел на стульях одним боком.
Кстати в этот день мне исполнилось 35 лет, жена к этой дате передала из Союза бутылку шампанского, вот мы его вечером и выпили, и за день рождения и за целый зад.
Справа от меня Вячеслав Посохов, замполит отряда Гаврилов, начальник разведки отряда Александh Иванов.
Нам была придана батарея 57 мм зенитных орудий. Мы её не применяли, так как она могла вести огонь только прямой наводкой, а противник за хребтами. Ну, тут, и им работа нашлась. Ребята быстренько вычислили, откуда душманы могли корректировать огонь миномёта. Это оказалась не большая пещера, около метра диаметром. Зенитчики всадили туда три снаряда подряд, хоть она и была на расстоянии более полутора километров и на высоте около 600 метров. Молодцы попали как в копеечку. С обратной стороны хребта пошёл дым, видимо пещера была сквозная, и миномёт больше уже огонь не вёл.
Бой мы вели практически беспрерывно и днём и ночью, надо было измотать противника. Ночью организовывали психические атаки. Начинали стрелять из всего имеющегося оружия, кричали «Ура», но в атаку не ходили, и так за ночь несколько раз.
Когда мы сделали это в первый раз, позвонил генерал-лейтенант Шкруднев и спросил, что это у нас за кутерьма, он подумал что душманы пошли на прорыв.
В одну из ночей мне доложили, что справа от входа в ущелье с гор спустилось несколько наших солдат из пехоты во главе с командиром роты. Как я уже говорил, боевые действия шли на большой территории. И это было одно из подразделений, которое работало справа от нас. Но выходить к нам они не должны были. Когда я стал беседовать с командиром роты, а это был капитан, здоровенный мужик двухметрового роста, выяснилось, что он совершенно пьян и роту свою по сути дела бросил.