Армия держится на строжайшем соблюдении субординаций, и кто этого не понимает, будет бит. Армия не терпит фамильярности. Офицер, позволяющий своему подчинённому, да и вообще просто низшему по званию фамильярничать с собой, это не офицер. Офицер, позволяющий себе фамильярность, в отношении старшего по званию, это не офицер. Такова специфика армии.
Так вот на тех учениях я поставил группе задачу оборудовать днёвку, а сам, взяв с собой Замахаева, пошёл проверить прилегающею местность. Была вторая половина сентября в той местности довольно жаркая пора, и, проходя мимо одного из посёлков, я купил две кружки пива, себе и сержанту.
Первое, что это нельзя было делать на ученьях, и второе, с подчинённым, тем более срочной службы, это вообще недопустимо. Я тогда ещё не видел фильма «На войне как на войне», где отражается как раз такой вопрос. Ну и сержант в последствии, конечно, сел мне на голову, и правильно сделал. Когда я увидел, что надо всё ставить на свои места, ни тут то было, сержант стал настраивать против меня весь взвод. И даже понадобилось вмешательство Манченко В.А., это было мне уроком на всю оставшуюся службу.
В армии есть грубая, но очень точная поговорка: «Куда солдата не целуй, попадёшь в зад». Отношения должны строиться только на основе устава, и сочетать жёсткую требовательность с постоянной заботой о подчиненных.
Этой же осенью мне пришлось ещё раз самоутверждаться. Я уехал на воскресенье к жене в Ташкент, а отряд подняли по тревоге и отправили самолётами под город Аральск. Там была вспышка оспы, и отряд участвовал в блокировке района.
Приехав, утром в понедельник на службу, я застал пустые казармы, и десятка три солдат из различных подразделений отряда. Они был в увольнении, и так же как я отстали от своих подразделений. Из офицеров отряда был только я, поэтому автоматически стал старшим над этой разношёрстной компанией.
Не помню, чем я с ними занимался, кажется какими-то хозяйственными работами. Молодой лейтенант, а люди с разных подразделений, и некоторые, так называемые дембеля, попытались сесть на голову. Помню как, присутствуя на подъёме, увидел, что по команде дежурного «Подъём!», основная масса поднялась и стала выходить на зарядку. Несколько человек продолжали спать, но когда их толкнули товарищи и сказали, что я в казарме, они, быстро соскочив с постелей, стали одеваться. И только один продолжал лежать, это был сержант Максимов. Неплохой парень, радист 1-го класса, один из лучших специалистов роты связи. Наши пути до этого не перекрещивались, он не знал, что такие номера со мной не проходят. Я приказал дежурному повторить команду, никакой реакции. Подошёл к кровати сам и скомандовал «Подъём!», Максимов только демонстративно перевернулся на другой бок. Все, кто был в казарме, наблюдали, что же будет дальше. Спал он на первом ярусе двухъярусной кровати. Я взял и перевернул кровать вместе с ним. Такого он явно не ожидал. Выскочил, из-под развалившейся кровати, с ошарашенным взглядом. Я приказал ему встать в строй, а после зарядки провёл воспитательную беседу, но, по-моему, до него ничего не дошло, пытался огрызаться. Я ему сказал, что такой вопиющий случай неповиновения на тормозах не спущу.
По прибытию отряда с Аральска подошёл к Нехимчуку, и попросил уволить Максимова с последней партией. Долго меня уговаривал командир роты связи, старший лейтенант Гаврилов, уволить сержанта в первую партию. Мотивируя тем, что он лучший в роте специалист, и заслужил это поощрение. Он ни как не мог понять, что дело уже не в самой личности Максимова. Главное, что ни одно нарушение против порядка подчинённости не должно оставаться безнаказанным. За подобные вещи под суд отдавать надо. Все солдаты должны видеть, чем заканчиваются подобные художества. Но, в конце концов, я сдался, уж очень настойчиво ротный просил за своего сержанта.
По прибытию с учений всех молодых офицеров привлекли на месячные командирские сборы. Давались те предметы, которые мы в училище или не проходили: тактико-специальная подготовка, воздушно-десантная подготовка, спецрадиосвязь; или проходили не достаточно глубоко: мино-подрывное дело, иностранные армии. Легче было выпускникам роты спецназ Рязанского высшего командного десантного училища, они всё это изучали. Но у них был другой пробел. Какому-то умнику пришла в голову мысль военную топографию в этом училище преподавать только два года, да к тому же на первом и втором курсах. И ребята, придя в войска, вынуждены были навёрстывать упущенное, уже на месте. Через полгода интенсивной боевой учёбы уже не было видно кто, с какого училища. Было видно другое, кто пришёл служить, а кто баклуши бить.