Весной в бригаде всегда проходило ответственное мероприятие, прыжки с парашютом. Длились они, как правило, недели две. Это было самое любимое время всего личного состава бригады. Были, конечно те, кто боялся прыгать, но их было единицы.
Прыжки ещё были летом, осенью и зимой. Но март для прыжков был самое благодатное время. Выпрыгиваешь, а внизу красотища, все поля и сопки в плотной густой траве, и море тюльпанов. Когда до земли остаётся метров триста, начинаешь ощущать не с чем не сравнимые запахи. Дурманящие, перемешанные запахи, цветов, травы, самой потревоженной земли. Да и земля, ещё не успевшая высохнуть под палящим азиатским солнцем, мягкая, нежная, ласковая принимает тебя без удара.
Кувыркнёшься по ней пару раз, после приземления, и вставать не хочется, такая благодать. Так как у меня всегда был большой вес, я никогда не делал попыток устоять на ногах. Можно ноги сломать. Поэтому я всегда делал кувырок вперёд.
Фото перед прыжкам, крайний слева Стодеревский И.Ю.
А летом посидишь на аэродроме часа два-три, навьюченный парашютом. Ожидая своей очереди для посадки в самолёт. Всё это при температуре за сорок градусов в тени, сидеть то приходится не в тени, а прямо у взлётно-посадочной полосы. Да и при приземлении тебя уже встречает не земля матушка, а какая та железобетонная стерва, которую и лопата не берёт. Шарахнешься об неё, такое ощущение, что ноги от удара через плечи готовы вылезти. Вот и покувыркайся на ней. Один кувырок и сразу на ноги, всё вокруг в верблюжьей колючке. Тоже самое осенью. Ну а зимой всё-таки холодно.
С прыжками связано очень много смешных и не очень смешных историй. Вот несколько из них.
Прыжки осуществлялись на заранее подготовленную площадку, она называлась площадкой приземления. Она оцеплялась с тем, чтоб не допустить на неё никого постороннего, ни людей, ни машин, ни животных. Но люди при прыжках попадали в восходящие потоки, и их уносило на многие километры в сторону. Так я помню, начальника автослужбы бригады унесло на 23 км в сторону от площадки. Пока он болтался в воздухе, за ним по земле всё время шла машина. В принципе этого можно было избежать. Так как в то время парашюты у нас были неуправляемые, надо было взять одну из лямок, к ней крепится семь строп, и вытянуть её в низ до колена, и временно на нём зафиксировать. Тем самым уменьшается площадь купола, и парашютист начинает быстрей терять высоту. Но это может делать более-менее подготовленный десантник. Ну, а так как в частях всегда довольно много молодых солдат, иногда, при определённом состоянии атмосферы, можно было наблюдать как самолёт, заходящий на выброску, летит ниже, чем парашютисты, выброшенные из предыдущего.
Как-то прапорщика старшину соседней роты, узбека по национальности, отнесло в сторону от площадки, и он стал приземляться на стадо мирно пасущихся коров. Когда он увидел, куда падает, то стал истошно кричать: «Кыши, кыши». Коровы спокойно делали своё дело, то есть жевали траву, и вдруг непонятные звуки. Они как по команде подняли головы, и в небо нацелилось несколько десятков рогов. Как потом рассказывал сам герой этой истории, он думал, что всё, пару дырок в заднем месте обеспечено, но всё обошлось благополучно. Долго у него потом была кличка «Кыши».
А один раз лётчики ошиблись и выбросили парашютистов прямо на небольшой казахский кишлак Багиш, по нему мы и весь полигон так называли. Все парашютисты были из приписного состава. Они приземлились на улицы кишлака, слава богу, удачно, всё обошлось без травм. Правда, один упал прямо на свинарник, в лужу дерьма, и его пришлось часа два отмывать. А парашют потом раза три стирали, такая устойчивая вонь была. Но одному из них несказанно повезло, он приземлился, чуть ли не на крыльцо сельмага. Парашют на одной стороне здания, а он на другой, прямо перед входом. Перед магазином сидели мужики и выпевали, и тут к ним на голову компаньон сваливается. Когда мы приехали забирать группу, этот товарищ уже был под хорошим градусом. Но в связи с тем, что он испытал стресс, на гауптвахту сажать не стали.
Солдаты срочной службы в большинстве своём с удовольствием совершали прыжки, отказчиков в год было два-три человека не больше. Их все призирали. Командиры и политработники проводили с ними воспитательную работу и они, как правило, прыгали. Главное было пересилить себя один раз, а дальше уже всё было нормально. Но мне повезло, в кавычках.