За мою службу взводным у меня было два человека, которых приходилось выбрасывать. Оба соглашались, что надо прыгать. Садились в самолёт, подходили к двери, и дальше ни шагу. Приходилось помогать. Дело в том, что если по какой то причине, не все из самолёта выпрыгнули, то офицер, выпускающий, не имеет право покинуть борт, а обязан приземляться с этим солдатом. Позорище и для солдата и для командира.
В самолёте АН-2 помогать было сложнее. Дверь маленькая, да и для каждого парашютиста делалась задержка две секунды, чтоб они друг другу на голову не сели. Скорость выброски всего 140 км/час. Да и психологически для этих ребят прыгать с АН-2 сложнее. Надо подойти к двери остановиться, и только по команде «Пошёл» шагнуть в бездну. Это на земле кажется, что две секунды это очень мало. А когда ты стоишь, каблуки в самолёте, а носки уже снаружи, две секунды это вечность. У меня на первом прыжке наверно даже желудок к горлу подтащило, так страшно было. И это нормально. У каждого психически здорового человека должен быть нормально развит инстинкт самосохранения. Дело в том, что надо уметь в нужный момент его побороть.
Вот в самолёте АН-12 с выброской проще, хоть он и идёт на скорости 350 км/час. Команда «Приготовиться!», встаёт сразу двадцать человек, поворачиваются к рампе и пригибаются, так, что кроме пола ты ни чего не видишь. Команда «Пошёл» и десантники так, в колону по одному, и бегут на выход. Здесь уже остановится сложно. Но отказчики пытаются хвататься за перегородку рампы или даже за выпускающего. И здесь есть только один способ заставить их прыгнуть. Манченко ставил меня за отказчиком, и я на полном бегу бил его головой в зад, на голове была каска. После приземления этот парень подходил, благодарил и просил никому не говорить, что я ему слегка помог. После переподчинения в 1976 году нашей бригады ТуркВО эта проблема была снята, всех непригодных мы отправляли в пехоту.
Но я повторяю, отказчики были очень редко, и офицеры и солдаты рвались на прыжки. Помню на прыжках случай. Солдат с моей группы, казах по национальности, фамилию, к сожалению, не помню. При открытии парашюта попал ногой в стропы, и завис головой вниз. И сколько ему снизу не кричали по мегафону, чтоб он освободил ногу, а слышимость в воздухе отличная. Он так ничего не предпринимал. Это был его первый прыжок, он думал, что всё нормально, тем более, что видел над собой полностью раскрывшийся купол. Так и приземлился головой в низ. Мы думали ну всё, сломал себе позвоночник. Когда подбежали к нему, он уже стоял на ногах с окровавленным лицом. Всё обошлось, травма была только одна, разбитый нос. Когда кто-то из офицеров спросил его, будет ли он после этого прыгать с парашютом, он ответил на ломаном русском языке: «Да, канэшно, ми же диверсант».
И здесь мне хочется привести слова первого командующего ВДВ, основоположника этого рода войск, Героя Советского Союза генерала армии В.Ф.Маргелова: «Тот кто ни разу не покидал самолёт на большой высоте, откуда города кажутся игрушечными, кто ни разу не испытывал страх и радость свободного падения, свист ветра в ушах, тугую струю воздуха, тот никогда не поймёт гордость и честь десантника».
Я тоже один раз приземлился не очень удачно. Был сильный ветер. Бросали нас на пахоту, но это не означает, что нам было мягко приземляться. Как раз на оборот. Осень, вывороченная плугом земля как бетон, и ни одного метра ровной площадки. Ноги переломать можно. Я при приземлении, во время кувырка, головой разбиваю большущий глиняный валун. Хорошо, что на голове была каска. Звёздочки в глазах не прыгали, но минут десять, я по край сопок видел широкую фиолетовую полосу.
Как-то уже в Закавказье, я приземлился, на чей то огород, земля такая же, как бетон. Стою, матерюсь, почём свет. Подбегает грузин, хозяин, спрашивает: «Что случилось? Чем помочь?». Я на него буром: «Почему огород не вскопан?». Он с начало ошарашено посмотрел на меня, а потом, улыбаясь, насыпал пол парашютной сумки огурцов.
Вообще то я любил прыжки на воду. Уселся в подвесной системе поудобней. Расстегнул ножные обхваты, а перед самой водой и грудную перемычку. Плюхнулся в воду, парашют улетел, его подберёт специальная команда, а ты не спеша, плывёшь к берегу. Благодать. Правда и здесь у меня была проблема.
В 1974 году я был назначен начальником парашютной команды бригады. Это так, общественная нагрузка, ответственность за мою группу с меня ни кто не снимал. Так вот был я с парашютной командой на сборах в городе Каратау, южный Казахстан. И там мы прыгали на водохранилище. Всё было нормально, но при приводнении я не успел отстегнуть грудную перемычку. В обычных условиях это ерунда, отстегнуть потом можно и в воде. Но во время прыжков был сильный ветер. Меня подхватило ветром и потащило по воде. Получилось так, что я лицом резал волну. Голову задрать назад было невозможно, мешала каска. Расстегнуть грудную перемычку тоже не получилось, она была натянута как струна. Я уже начинал захлёбываться, как вдруг мне пришла в голову простая мысль. Я взял и перевернулся на спину. Дышать стало свободно и ничего делать не надо, парашют тащил меня как моторная лодка. Так и выехал на берег. Здесь же на этих сборах у меня дважды не раскрывался парашют, но об этом позже.