Ещё у нас были ночные прыжки, это неповторимое зрелище. Когда ты висишь один в ночном небе. Только ты и звёзды. Земли не видно, в низу сплошной чёрный океан. Товарищей не видно, только не большие тёмные пятна на звёздном небе. И тишина. Такой тишины на земле не бывает. Разговаривать можно спокойным голосом и на расстоянии 300 метров тебя будет слышно. У меня на парашютной каске был написан девиз: «Spiritus flat ubi wulit», что означает: «Дух веет, где хочет». Этот девиз очень подходил к таким моментам, парения в ночном небе. А вот с приземлением проблемы. Землю не видно и не понятно года надо сгруппироваться. Думаешь ну вот, сейчас будет земля, сгруппировался, ноги вместе, весь напрягся, а земли нет. Только расслабился, а тебя шарах об землю. Поэтому мы ночью предпочитали прыгать с ГК-30. Это грузовой контейнер на 30 кг. Он цеплялся десантнику снизу на подвесную систему. После открытия парашюта надо было отстегнуть застёжку, и он повисал на десяти метровом фале. Отстёгивать надо было обязательно, так как при приземлении он мог сломать десантнику ноги. Хотя были случаи, не сумев отстегнуть застёжку, приземлялись благополучно вместе с ГК. С ним в обязательном порядке прыгали все радисты, в ГК укладывалась радиостанция. Но и все остальные солдаты, и офицеры были обязаны сделать с ним несколько прыжков. Чем он хорош при прыжках ночью. Как я уже писал, КГ болтается под парашютистом на десяти метровом фале, и поэтому первым плюхается на землю. Так, что у десантника есть буквально одно мгновение сгруппироваться, но этого достаточно.
Ещё обязательным является в спецназе облёт всех десантников на высоте 7000 метров. В самолёте АН-12 в гермокабину помещалось человек 10–15, точно я не помню. Поэтому весь личный состав сидит в самолёте в кислородных масках, но многие офицеры, бравируя, масок не одевает. В том числе и я. И в принципе, если сидеть на своём месте, то маска и не нужна, десантники народ крепкий и проблем никогда не возникало. Как правило, после прыжка шло выполнение какой-нибудь тактической задачи. Так было и во время одного из облётов, после прыжка группы уходили на ученья. Я уже был командиром роты, а у одного из моих командиров групп, лейтенанта Ко, были проблемы со здоровьем. Оставалось минут пять до выброски, и я хотел уточнить сможет ли он идти с группой на учения. Встал и пошёл к нему вдоль скамьи, на которой сидели десантники. Естественно маска осталась на месте, они крепились к каждому конкретном сидению. Я благополучно дошёл до лейтенанта, он заверил меня, что чувствует себя уже лучше и пойдёт с группой. Развернувшись, я не дошёл до своего места метра два. Было такое впечатление, что кто-то ударил меня сзади под колени. Я упал на колени и не мог встать, ещё и парашют 20 кг. Я не мог понять, что происходит, пошли круги перед глазами. Но всё это длилось буквально несколько секунд. Ребята подхватили меня, быстро усадили на место и надели кислородную маску. Потом долго меня подкалывал заместитель командира бригады по воздушно-десантной подготовке полковник Ленский, как у нас, его называли, папа Ленский. Он говорил, что Стодеревского нокаутировал, имелось в виду моё пристрастье к боксу, такой маленький, кругленький, кислород называется.
После таких облётов, мы, как правило, прыгали с высоты 3000 метров, с задержкой раскрытия парашюта 30 секунд. Это считались сложные прыжки, да и все остальные, на воду на лес, из-за облаков, ночные, с оружием, а без оружия мы практически и не прыгали, всё это были сложные прыжки. Перворазники прыгали без оружия. За сложность доплачивалось.
Свободное падение. Старший лейтенант Стодеревский И.Ю. Под левой рукой водохранилище г. Каратау.
За все прыжки, в пределах нормы, платили деньги; небольшие, но солдатам и офицерам это было неплохое подспорье. Тем более, что жёнам эти деньги не отдавались, да они и не требовали. Отдавать прыжковые деньги жене было плохой приметой.