Когда наш автобус прикатил на ровенский автовокзал, все пассажиры уже проснулись и почти в полном составе вышли на перекур. Я тоже вышел, помахал руками, чтобы размяться, и начал изучать окрестности. Система расстановки автобусов напоминала затянувшуюся шахматную партию: небольшая площадка перед угрюмым совковым зданием была хаотично заставлена легкими и тяжелыми автобусами типа «ЛАЗ», «Богдан» и Mercedes, ларьками, пассажирами и баулами двух цыганских семей. Лозунги на окрестных бигбордах были уже другие — если на подъезде к Житомиру красные рожи на бигбордах обещали европейские зарплаты, то здесь их предлагали заменить их национальным реваншем украинского народа.
Вздохнув, я отправился в туалет. Как и в Житомире, он находился в довольно просторном сарае, планировка которого напоминала карту из Counter-Strike. Правда, единственная заложница ждала не освобождения, а денег за право отлить в атмосфере культовой игры.
Вернувшись к автобусу, я увидел Лешу, Диму и Виталика, которые потягивали взятый в ближайшей забегаловке эспрессо и наслаждались созерцанием автовокзального хаоса. Дэн тоже вышел и говорил по телефону с одесскими приятелями.
Я достал сигарету, прикурил и начал рассматривать царившее над автовокзалом скуластое лицо истинного арийца с простой украинской фамилией. Ходили слухи о том, что он берет деньги у еврейских олигархов и партии власти, которую на словах был готов стереть в порошок. Так или иначе, главным достижением его бойцов был не индивидуальный террор против злодеев-чиновников, а борьба с памятниками Ленину, которые, как утверждал Брюс Ли, не дают сдачи.
Было видно, что Леша и Дима уже освоились в дорожной обстановке и чувствовали себя матерыми корреспондентами NY Times, которых отправили со спецзаданием на Ближний Восток. И только Виталик все время оглядывался вокруг, и любопытство на его лице сменялось отчаянием потерявшегося ребенка. В конце концов, он заметил меня и решил узнать правду:
— Что это за город, Сергей?
— Лауэнбург-на-Эльбе, земля Шлезвиг-Гольдштейн.
Ребята заржали, расплескав кофе на теплый сентябрьский асфальт, а я подумал, что за Виталиком, который стоял под вывеской «Автовокзал Рівне» нужно будет следить, как за малым дитем — во всяком случае до тех пор, пока в Берлине не передам его в руки Принимающей Стороны.
Я выбросил окурок и полез в автобус, за мною последовали ребята и Дэн. Через пять минут мы взяли курс на Львов.
Adult Entertainment
Автобус выехал из Ровно точно по расписанию — без четверти двенадцать. «Хороши идем, — подумал я. — Возможно, мы действительно будем в Краковце вовремя». Перспектива быть первым столичным автобусом на границе выглядела очень заманчивой — она сокращала время прохождения таможни и паспортного контроля как минимум на час.
Пассажиры зашелестели пакетами, и я понял, что в автобусе наступило время обеда. Обедать в дороге я любил — еда мирит человека с окружающим миром и путешественнику куда интересней рассматривать придорожные указатели, если у него есть несколько бутербродов с хорошей колбасой. Мне повезло: любимая жена позаботилась о том, чтобы у меня они были.
Общественное питание на украинских трассах и железных дорогах всегда напоминало азартную игру, в которой путешественник играет против отвратительных хот-догов, напоминающей поджаренный насморк рыбы и крымских чебуреков, потребление которых напоминает «русскую рулетку». Вареники с картошкой я всегда считал джек-потом Юго-Западной железки, которая соединяла Киев и Одессу — стоили они копейки и к тому же их почти невозможно испортить. На трассе дело обстояло еще хуже — за исключением нескольких хороших ресторанов вроде «Автогриля» или знаменитой на всю страну «Батьківської хати» ты можешь рассчитывать только на треугольные бутерброды, шоколадки, мороженое и кофе из автомата, который можно взять на заправках. Но даже эти скромные радости были сегодня не для нас — рейсовые автобусы останавливаются почти исключительно на автовокзалах, где самым безопасным кушаньем были продававшиеся в киосках хрустящие вафли «Артек», названные в честь самого известного детского лагеря СССР. Поэтому опытный путешественник не ждет милостей от природы и берет еду с собой.
Я отвинтил крышку литрового пакета с яблочным соком и сделал несколько солидных глотков. После этого съел вареное яйцо, пару огурцов, два бутерброда с правильной кошерной колбаской и целый банан. Весь мусор высыпал в специальный пакет — я выброшу его утром, где-нибудь между Дрезденом и Берлином. Оглянулся назад: мои бойцы жевали яблоки и домашние котлеты, а Леша мужественно доедал картошку из «МакДи», которая после четырех часов в дороге пахла, как поджаренные носки.
Перекусив, я открыл своего любимого Ремарка и углубился в чтение. Давно заметил, что перед поездкой в Лондон стоит читать англичан, в самолете «Киев — Нью-Йорк» — американцев, а в автобусе, который едет в Берлин или Ганновер — немцев. Тем более, что Ремарк некоторое время жил в Берлине, работал там репортером и даже редактировал газету с легкомысленным названием Sport im Bild — «Спорт в иллюстрациях». Именно в Берлине он написал роман «На Западном фронте без перемен», который был издан в 1929 году. Книга имела огромный успех, но воспевала поражение, а не победу, так что четыре года спустя берлинские студенты и штурмовики бросали томики Ремарка в костры на Оперной площади…
Место возле меня оставалось свободным, и через полчаса ко мне подсел Дэн — музыка в наушниках ему давно надоела, и он хотел поболтать.
— Не знаешь, скоро на границе будем? — спросил он.
— Думаю, что к семи. А что?
— Да так. Устал, домой хочется. Уже почти сутки в дороге. Я ведь не из Киева, а из Одессы еду. У нас там родня осталась, так я решил съездить и посмотреть на родной город.
— И как, понравилось?
— Да, здорово очень. Город красивый, море, диско в Аркадии, девчонки просто потрясающие — у нас таких даже по телику не показывают. В общем, я две недели там зависал. Накупался, друзья появились, так я даже уезжать не хотел. Берлин классный, но там такого нет. Папа тоже хотел бы приехать в гости. Говорит, что здесь у вас настоящий adult entertainment, а он в этом разбирается?
— В смысле?
— Ну, как тебе объяснить? Мы когда в Германию приехали, отец быстро понял, что в такси работать ему не очень хочется, да и попасть туда сложно — курсы нужно заканчивать, ждать. И решил он профиль сменить.
— Получилось?
— Еще как! Папа с видеоаппаратурой любил возиться — снимать, монтировать, в общем, фильмы делать. У нас еще при Союзе видик был. И получилось так, что сначала он свадьбы снимал, а потом стал сделать adult entertainnment. Только между нами.
Дэн понизил голос. В его глазах работа отца была приключением, очень интересным и немного опасным.
— Это легально? — спросил я и подумал, что в глазах жителя государства, где проститутки платят налоги и получают пенсию, такой вопрос выглядит приветом из дремучей постсоветской провинции.
— Да, с законом никаких проблем, просто мы это не афишируем. Соседям об этом знать не нужно. Вот если бы он программистом работал или в банке, тогда другое дело.
— Отец сам снимает? — До сих пор ни один из моих знакомых не мог похвастаться родственником с такой экзотической профессией.
— Редко, он больше монтирует. Снять сырой материал в этом бизнесе любой идиот сможет, главное — хороший свет выставить. Кровать, баба с мужиком — и поехали. Но чтобы сделать из этого кино, которое заставит человека достать кредитку, нужен монтажер-профи. Как мой папа.